От Терека до Карпат

Русскую армию неоднократно бросали на выручку союзникам, которые берегли свои войска для будущих сражений. В армию было мобилизовано около 15 млн человек. Но по сравнению с армиями своих союзников и противников русская армия была хуже оснащена, и это приводило к огромным людским потерям. Но хотя к 1917 г. Россия потеряла убитыми 2 млн человек и раненными не менее 5 млн, говорить о поражении не приходится, ибо инициатива почти на всех фронтах переходит в руки русских.

И только волнения в Петрограде, стране и армии спасли противника.

Центральные державы ожидали спасения только с выходом России из строя, но этого выхода нельзя было уже добиться на полях сражений.

По словам У. Черчилля, «ни к одной нации рок не был так беспощаден, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду; она уже претерпела бурю, когда наступила гибель. Все жертвы были уже принесены; работа была закончена». «Долгие отступления были кончены; голодовка была преодолена; вооружение протекало широкими потоками, более сильные, многочисленные, хорошо снабженные армии сторожили огромный фронт».

Но жребий брошен. Политическая осада, в которую все больше попадали Романовы и их ближайшее окружение, не могла пройти бесследно. Все то, что и раннее создавало в стране социальную напряженность, вызванную процессом модернизации, война умножила многократно. Николай не считал возможным проводить какие-либо реформы до конца войны. Он утверждал, что «русский народ по своему патриотизму понимает это и терпеливо подождет» и что «только отдельные группы населения обеих столиц желают волнений», чтобы осуществить чуждые народу собственные вожделения. Поэтому, если эти группы не прекратят своих подстрекательств, их «заставят успокоиться, хотя бы пришлось прибегнуть к репрессиям».

Выиграть время до конца войны – это было, пожалуй, главным. Победа, считал Николай, поднимет патриотический дух, изменит ситуацию, тогда и придет час нужных решений.

И совершенно очевидно, что уход от решения проблем, в конечном счете, был способен лишь обострить их. Недовольство и раздражение росло и слева, и справа. Лидер Земского союза, близкий к кадетам князь Львов с отчаянием взывал: «Ваше императорское величество! Обновите власть. Возложите тяжкое бремя ее на лиц, сильных доверием страны. Восстановите работу представителей народных… Откройте стране этот единственный путь к победе, загроможденный ложью старого порядка управления». Один из сторонников ушедшего в отставку министра внутренних дел Н. Маклакова, с которым правые связывали большие надежды, тоже в отчаянии писал: «Правые… страшно волнуются, стараются указать на опасность, но никто их не поддерживает, и крик их пропадает при полном невнимании к нему тех, кто наиболее заинтересован в сохранении исторических основ русской государственной жизни».

Буржуазная оппозиция тянула царя в свою сторону, правые – к себе, а он старался маневрировать. Результатом было стремительное падение престижа власти.

Царь действительно соответствовал эпохе сумерек и заката своего царствования. Его характер рассмотреть было нелегко: это был скрытный человек, по-видимому, владевший искусством не выдавать своих чувств и мыслей. Многим это казалось «странным, трагическим безразличием». Другие видели в нем безволие, слабость характера, которые он старался тщательно замаскировать. Этот царь, кажется, никогда не проявлял своей «царской воли» в традиционном российском представлении: не повышал голоса, не стучал кулаком по столу, не третировал министров и генералов. Он был хорошо воспитан и умел очаровывать. Если, писал лично знавший его генерал В. Гурко, он «и не умел повелевать другими, то собой он, наоборот, владел в полной степени». Версии, согласно которым Николай будто бы находился под безраздельным диктатом Распутина и еще более жены – Александры Федоровны, по меньшей мере весьма сомнительны. Имеются данные, свидетельствующие о скептическом отношении царя к Распутину. Было бы, вероятно, правильнее сказать, что он терпел его, считаясь в основном с болезненным состоянием своей супруги, твердо веровавшей в «нашего друга». Умел Николай осторожно освобождаться и от слишком назойливого давления царицы, если оно расходилось с его замыслами и намерениями.

Что-то верно подмеченное есть в политическом и личностном портрете последнего царя, нарисованном одним журналистом того времени: «Так, переступая с ноги на ногу, переваливаясь с боку на бок, то цепляясь за призрак самодержавия, то бросая корону к ногам Гучкова, то опасаясь истерики жены, то глядя в лицо смерти… брел он как сомнамбула навстречу своему року».

2

…В понедельник 20 февраля Николай II сообщил дворцовому коменданту, генералу В. Воейкову, что на среду назначает отъезд в Ставку, в Могилев.