От Терека до Карпат

Не жалуя Зимнего и Александровского дворцов, он любил Могилев, в общем-то, скромный губернаторский дом на берегу Днепра, где находилась Ставка Верховного главнокомандующего. Там было тихо и по-военному строго и четко. Точно назначенные доклады начальников штаба Ставки, генералов А. Алексеева или В. Гурко – он заменял Алексеева, когда тот был в отпуске и лечился в Крыму. Скромные обеды, прогулки, поездки в собор на молитву, вечернее чтение.

Нет, не дворцовая, а именно ставочная, походная жизнь была по нему, и он, как ни любил семью и детей, все же тайно ждал момента, когда надо будет отправляться в Могилев: там душа отдыхала, успокаивалась.

Воейков в осторожной форме заметил:

– Ваше Величество, на фронте сейчас затишье, а в Петрограде сейчас не спокойно.

– Что там?

– Из департамента полиции продолжают поступать данные о возможных забастовках и демонстрациях рабочих, о новых противоправительственных выступлениях в Думе. Не лучше ли еще задержаться в Царском Селе, как советует и министр внутренних дел А. Протопопов и императрица?

Все, о чем говорил Воейков, царь хорошо знал. Но у него были и другие сведения. Приверженцы монархических организаций заверили его, что «простой народ» – с ним, с царем, что протестует, бунтует и подстрекает главным образом «гнилой» Петербург со своей пресыщенной аристократией и интеллигенцией и что стране необходима не конституция, а крепкая самодержавная власть.

– Ехать необходимо, – сказал царь. – На этом настаивает генерал Алексеев, только что вернувшийся в Ставку после трехмесячного лечения и отдыха в Крыму. Его тревожит ход подготовки весеннего наступления, решенного на недавно закончившейся Петроградской конференции союзников. К тому же, по моему мнению, ничего серьезного здесь, в столице, не произойдет: революционными выступлениями запугивают уже давно.

В среду, 22 февраля, два царских литерных поезда медленно отошли от железнодорожной станции Царское Село. Шли обычным порядком. Всюду было спокойно. На станциях их приветствовало местное начальство, перроны были пустынны.

Стоя у окна вагона, Николай размышлял. Как он устал за эти два месяца. Ей-богу, все вокруг прямо сошли с ума. Все терзают его. И родственники, и великие князья, и Родзянко – председатель Думы. Князья все трусят, а этот пугает. Пугает революцией, а какая сейчас может быть революция? Тем более во время войны. Вот сама Дума подраспустилась – это верно. Он ее на два месяца прикрывал, но 14 февраля открыл – что-то нужно и разрешать. Иначе нельзя. Хотя Маклаков все пишет и пишет записки: «Распустите, Ваше Величество, Думу до конца войны». Каким хорошим министром внутренних дел был Маклаков! Жаль, что пришлось его уволить. Но нельзя перегибать палку, хоть и из лучших побуждений. И ведь какие правильные слова снова пишет: «Лишите Думу законодательных прав. Спасение Руси – в полном и неограниченном самодержавии. Вот завет наших предков!» Это было бы хорошо, да нельзя! Никак сейчас нельзя.

Царь внезапно встал, вытянулся, развел руками и вновь задумался.

За окном солнце клонилось к закату и нежным малиновым светом заливало снег. Лес то скрывал солнце, и тени от кустов и деревьев проносились по стеклу, то вновь выпускал низко над далеким черным силуэтом. Всюду были разлиты покой и тишина. И никто не знал и даже предположить не мог, что всего через 10–12 часов в Петрограде начнутся события, которые потом назовут революцией.

Да, именно тогда, 23 февраля 1917 г., многолетний кризис, охвативший всю страну, достиг своей высшей точки. Кризисом этим российское общество было охвачено уже в канун Первой мировой войны. Непримиримые противоречия отдаляли трудящихся, рабочих и крестьян от господствующих классов. В самих этих последних не было единства, шла острая борьба между дворянством и буржуазией. Революция 1905–1907 г. г. оставила глубокий шрам в жизни всей страны. Но коренные вопросы не были решены. Проведенные под натиском народного движения реформы были робкими и половинчатыми. Они не устраивали и тех, кто хотел сохранить в неприкосновенности основы самодержавного строя, и тех, кто в той или иной форме боролся за превращение России в демократическое государство.

Передовые люди из образованных слоев общества осознавали эти глубокие недостатки и пороки романовской монархии. Особенно они были заметны по сравнению с западноевропейскими государствами, в которых эти «представители» живали годами. Не только республиканская Франция и демократическая Англия, но даже кайзеровская Германия с ее легальной политической жизнью для буржуа и даже рабочих умиляли их и давали стимул к борьбе за введение более демократических и либеральных порядков в России. Во главе этого движения шла партия конституционалистов-демократов, или «кадетов». Она возникла в октябре 1905 г. и объединяла в своих рядах многих выдающихся представителей высокообразованной буржуазной интеллигенции.