От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

Британский посланник в Стамбуле Дж. Портер поздравлял своего петербургского коллегу графа Гиндфорда, подписавшего эту конвенцию: «Этот шаг спасает все и принуждает неприятеля к уступчивости. Вашему превосходительству будет принадлежать бессмертная честь за обращение весов войны или мира в нашу пользу»[486]. Французский посланник в Петербурге покинул русскую столицу. Англичане торжествовали – они выиграли борьбу за Россию.

Версаль пошел на заключение мира со своими противниками, не дожидаясь подхода русского корпуса к театру боевых действий на Рейне. Мир был подписан в Ахене 18 октября 1748 г. Елизавета Петровна назначила своим представителем на этот конгресс посла в Голландии графа А. Г. Головкина. Однако допустить его за стол переговоров европейские державы отказались. Против выступила Франция, заявив, что Россия являлась лишь наемной державой, и место за столом вместе с участниками войны ей занимать нельзя. Англичане промолчали, а представления австрийцев в поддержку российских требований были проигнорированы, и мир, которому Россия так способствовала, был заключен без ее участия.

Одна из главных целей участия России в войне и одновременно цель «системы» Бестужева-Рюмина не была выполнена. Причиной этого во многом была политика самого канцлера, направленная на заключение субсидных конвенций с Англией, финансировавшей, таким образом, русское участие в европейской войне. Это, давая прибыль российской казне, состояние которой было не блестящим, ставило Россию в неравное положение с европейскими державами.

«Антибестужевская» оппозиция, всегда существовавшая при дворе Елизаветы Петровны, невзирая на смену своих лидеров (вместо Ла Шетарди и Лестока – Воронцов и И. Шувалов), критиковала политику канцлера по многим пунктам, но не выступала против субсидных конвенций как таковых. Вице-канцлер граф М. И. Воронцов, члены Иностранной коллегии И. Ю. Юрьев и И. П. Веселовский выдвинули против субсидной конвенции с Англией лишь частные возражения, легко опровергнутые канцлером[487].

Российские верхи тогда еще не могли проводить полностью самостоятельную политику как из-за нехватки денежных средств, так и из-за непонимания вреда, который наносила репутации России ее зависимость от иностранных денег. Тем не менее участие России на завершающем этапе войны за австрийское наследство привело не только к быстрому завершению военных действий, но и к осознанию европейскими державами того факта, что теперь решение общеевропейских дел невозможно без участия России.

Одним из первых это понял прусский король Фридрих II. Еще в 1737 г. он писал: «Русский тотчас становится солдатом, как только его вооружают. Его с уверенностью можно вести на всякое дело, ибо его повиновение слепо и вне всякого сравнения. Он довольствуется плохою пищею. Он кажется нарочито рожден для громадных военных предприятий»[488]. Последующие победы России над Турцией и Швецией должны были только укрепить его в этом мнении. Как только Россия решила отправить корпус в Европу на помощь противникам Пруссии, Фридрих II сразу же окончательно вышел из войны и, по источникам французской исследовательницы Ф.-Д. Лиштенан, отчаянно боялся вторжения русских в его владения[489].

В 1752 г. Фридрих II напишет «Первое политическое завещание», которое впервые будет опубликовано только в 1920 г. Прусский король считал, что у России и Пруссии нет глубинных причин для вражды, Россия для него – «враг случайный». Причиной этого является исключительно подкупленный Австрией и Англией Бестужев-Рюмин, который с трудом находит поводы для ссоры обоих дворов. Фридрих в целом верно оценил основные направления политики русского двора – сохранение влияния в Польше, поддержание хороших отношений с Австрией, чтобы противодействовать Турции и сохранение влияния в делах Севера, т. е. на Балтике[490]. Но несмотря на утверждение, что Россия – «случайный враг», Фридрих считал, что в ней всегда будет таиться угроза. Он призывал своих наследников присоединить польские города Торунь, Эльбинг, Мариенвердер и в целом северное течение Вислы, полагая, что это сведет на нет всевозможные акции России против его страны. При этом прусский король советовал максимально избегать войны с Россией[491]. Признавая химеричность такого проекта, Фридрих II рассуждал о возможной войне Пруссии и Швеции против России за Ливонию, после которой Пруссия могла бы получить как награду от шведов Шведскую Померанию или, возможно, саму Ливонию[492].