От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

Для противодействия России Фридрих II нуждался в сильной Швеции (в которой ее король восстановил бы прежнюю абсолютную власть времен Карла XII) и будет нуждаться до тех пор, пока Россия будет столь же сильна, как в 1752 г. Кроме того, в интересах Пруссии было и сохранение анархии в Польше, чтобы не допустить переход польского трона к Лотарингской династии, правившей в Австрии. В интересах Фридриха была гражданская война в России между сторонниками елизаветинской линии и свергнутого Ивана VI Антоновича, результатом которой мог бы стать раздел страны между этими двумя династиями[493]. В случае войны Пруссией с Австрией и Саксонией Фридриху, чтобы отвлечь Россию, нужна была война России с Турцией[494].

Фридрих II в этот период целеустремленно налаживал тайные контакты со Стамбулом, с почетом принимал представителей крымского хана, пытался усилить Швецию, заигрывал с польскими лютеранами и Курляндией – и все это для того, чтобы создать затруднения для России. Но осуществить замысел прусскому королю оказалось не по силам. К тому же Фридрих II явно недооценил Бестужева-Рюмина. Прусский король считал его «человеком невысоких способностей, мало сведущим в делах, гордым по невежеству»[495]. Однако канцлер, имея многочисленных информаторов по всей Европе, был хорошо осведомлен обо всех антироссийских действиях Фридриха II и сумел их предотвратить. Тайные действия прусского короля, стремившегося отвлечь Россию другими проблемами, привели к противоположному результату.

Российская дипломатия сталкивалась с прусскими интригами на всех основных направлениях внешней политики, из многих источников до Петербурга доходили сведения об антироссийских замыслах и действиях Фридриха II. Елизавета Петровна не раз убеждалась, что предвидение канцлера Бестужева-Рюмина оказывалось верным, а его противники при дворе были вынуждены признать оправданность его подозрений в отношении Пруссии.

Опасения роста могущества Пруссии в Восточной Европе привели на завершающем этапе войны за австрийское наследство к тому, что Россия вошла в европейскую систему как участник австро-английского союза, а в последующем противоборство с Пруссией стало лейтмотивом действий елизаветинской дипломатии в Европе.

Ахенский мир 1748 г. не удовлетворил ни одну из подписавших его сторон, так как противоречия между державами не были преодолены. При этом система международных отношений в Европе претерпела серьезные изменения – в нее в статусе «держав первого ранга» (термин, которым обозначались тогда великие державы) ворвались два государства – Россия и Пруссия. Появление новых сильных игроков дестабилизировало привычный порядок и неминуемо должно было привести к корректировке сложившихся блоков и союзов. Утрехтская система международных отношений вступила в полосу кризиса, а центр политической жизни Европы стал перемещаться в Восточную Европу. Именно здесь с тех пор постоянно пересматривались границы, и здесь проходили основные военные действия.

Новая роль России в системе европейских держав. 1749–1756 гг.

Выступление России на стороне противников Франции вызвало резкую и, вероятнее всего, эмоциональную реакцию Версаля. В начале 1748 г. французский посланник граф Дальон (д’Альон) покинул Петербург, не спросив отпускной аудиенции у императрицы. В июне этого же года уехал и еще остававшийся на посту секретарь французского посольства А. де Сен-Совер. Безуспешно прождав от версальского двора назначения преемников отбывших дипломатов, в октябре 1749 г. Елизавета Петровна отозвала из Парижа своего посланника Г. Гросса, и отношения между Россией и Францией были разорваны.

Гросс стал представлять российские интересы в Пруссии, но в 1750 г. Петербург прервал дипломатические отношения и с другим участником франко-прусского блока – Берлином. Однако в этом случае отзыв российского посланника не был ответной мерой. В Петербурге решились на этот шаг после долгих размышлений и анализа политики Фридриха II[496].

Связи России с союзниками, напротив, все более крепли. Несмотря на известную отстраненность Лондона от континентальных дел, русско-английские отношения, основанные на торговых интересах, были стабильнее, чем контакты Британии с любой другой европейской державой. Странам нечего было делить, у них не было точек противоборства интересов: богатая Англия по-прежнему рассчитывала на русские войска в Европе, а Россия – на английские субсидии.