От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг.

Представляется интересным тот факт, что подобную же оценку позиции западных держав и в целом международному положению дал бывший президент Чехословакии Э. Бенеш во время встречи в Нью-Йорке с полномочным представителем СССР в США К. А. Уманским 30 мая 1939 года[501]. Так, в документе «Запись беседы тов. Уманского с д-ром Эдуардом Бенешем 30 мая 1939 года» полпред СССР в США писал, что Бенеш считал военную развязку в Европе неизбежной. Заключение или незаключение тройственного соглашения о взаимопомощи между СССР, Англией и Францией он считал «важным, но не решающим». Прогнозируя вероятное развитие дальнейших событий, он нарисовал следующий сценарий: «Провал переговоров развяжет агрессию, но даже если англо-французы примут справедливые требования СССР, то от заключения пакта до наполнения его реальным военно-политическим содержанием – дистанция большого размера – пройдет, по-видимому, немало времени, прежде чем нынешние правительства Англии и Франции вступят на путь практического сотрудничества с СССР по линии штабов и т. д. Этим периодом „пустоты“ германо-итальянцы не могут не воспользоваться, притом, сознавая, что время работает против них, они захотят ударить пораньше»[502].

2 июня 1939 года советская сторона внесла свои уточнения в проект тройственного соглашения с тем, чтобы сблизить позиции сторон. Предусматривалась немедленная и эффективная взаимопомощь в случае нападения на одну из трех держав, а также оказание ими помощи Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польше, Финляндии и прибалтийским республикам. Договор вступал в силу одновременно с военной конвенцией[503].

Однако условия соглашения были приняты западными державами лишь частично. Камнем преткновения в тройственных политических переговорах, тянувшихся до конца июля, стало нежелание Англии и Франции принять советское определение понятия «косвенная агрессия»[504], при котором союзные обязательства вступали в силу. Они настаивали на таком варианте договора, при котором наличие «косвенной агрессии» устанавливалось лишь после трехсторонних консультаций. Они также требовали, чтобы военные переговоры состоялись только после достижения политического соглашения. СССР со своей стороны добивался одновременного заключения политического и военного соглашения и обвинял западные державы в нежелании связывать себя обязательствами военного участия в случае войны с Германией.

Молотов, информируя советских полпредов в Лондоне и Париже о ходе переговоров, констатировал: «Нам кажется, что англичане и французы… не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств»[505]. А вот что касается позиции СССР, то даже Чемберлен вынужден был отметить 19 июня, что «русские преисполнены стремления достигнуть соглашения»[506]. Важно отметить, что с 15 июня по 2 августа в Москве было проведено около двадцати встреч с английскими и французскими дипломатами, что свидетельствует о прямой заинтересованности советского правительства в заключении тройственного соглашения. Об этом же говорил и Молотов во время приема американского посла Л. Штейнгардта 16 августа 1939 года[507].

А тем временем угроза войны в Европе стремительно нарастала. Британское и французское руководство располагало сведениями о том, что Гитлер принял решение о нападении на Польшу, и с этой целью в Германии проводится мобилизация, и она практически полностью готова к тому, чтобы в конце августа начать военные действия. Советское правительство также имело достаточно полную информацию о военных планах и приготовлениях Германии[508]. С учетом неизбежно нараставшей угрозы начала войны в Европе 23 июля 1939 года советской стороной было предложено начать переговоры военных миссий в Москве, не дожидаясь завершения политических переговоров. Но учитывая тот факт, что английская и французская миссии отправились в Москву лишь 5 августа, выбрав при этом самый долгий путь – морем до Ленинграда, а далее поездом (прибыли в Москву 11 августа), можно предположить, что западные страны не были реально заинтересованы в выработке общего решения и объединения совместных усилий против германской агрессии. Об этом же свидетельствует и факт посылки в Москву в качестве главы британской делегации адмирала в отставке Р. Дракса, имевшего незначительный вес в военном руководстве страны, но крайне критически настроенного в отношении СССР, и второстепенного чиновника МИД Великобритании У. Стрэнга. Тем более, как выяснилось, они вообще не имели никаких письменных полномочий. Это можно объяснить тем, что Чемберлен не верил в возможность заключения соглашения с СССР и надеялся использовать переговоры лишь как средство давления на Гитлера[509]. Хорошо осведомленный в настроениях английского правительства германский посол в Великобритании Г. Дирксен сообщил статс-секретарю министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккеру, что английская «военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской армии, чем заключить оперативные соглашения»[510].