Отава

Никак не давался Макарову языку этот проклятый чин у шуряка, обязательно спотыкался на нем. И так и эдак обходит его, ищет ему подмену в своем словесном запасе. Но Илье не умастишь, вынь да положь только то, какое у него вышито черными нитками на белой нарукавной тряпочке.

— Чего там? — гильфполицай поморщился.

— Да оно ить… Ай голова?

— Трещит как проклятая. Тяпнешь?

— Оно ить и не мешало бы…

Макар подтыкал папаху под окомелок правой руки, освобождая левую.

До последней капли выдавил из бутылки Илья; желая убедиться, глянул на свет, опять подержал над стаканом.

— Э-э не-е, пан Макар… Чия голова дороже, а? Голова начальника. — Выпил сам. — Брр… Как ее пьяницы пьют. Ух и скаженная.

— Первач, — Макар облизал запекшиеся губы.

— У Анютки рассолу вон выпроси, — посоветовал Илья.

— Бог с ей…

Качура, захватывая щепотью холодец, вертел башкой:

— Ну и шельма корявая. Не иначе табаку подсыпает. У-у…

Закусил, устало откинулся на спинку стула, будто от изнуряющей работы. Ткнул в рот сигаретку, а поднести зажигалку лень. Спасибо, Макар догадался — поднес свою.

— У кого это мы вчера? — спросил Илья.

— В Нахаловке. На свадьбу затесались до одних…

— На какую еще свадьбу? — Илья перегнул бровь. — А рази не у Картавки?

— Да оно ить начали от нее…

Что за черт, совсем вышибло из головы. И правда… Плясал где-то, и невеста в белом… Лица ее не помнил — пятно только красное. И опять комиссарша… В цветастом халате… И Ленька!.. «Это уже сон», — подумал Илья, затягиваясь.

— Братушка… Господин гильс… гильх… полицай… — Макар топтался возле стула, не решаясь сесть. — Я про надышнее… А ну как взбредет в голову бабе, а?

Илья уловил в его голосе тревогу.

— Да ты про что?

— Жаловаться коменданту… Беркутиха!

— Комиссарша? Макар развел рукой:

— Оно ить как сказать… Баба. Помрачнел Илья. Нет, оказывается, не сон… Наяву было. Велел напомнить подробности. Слушая, жевал потухшую сигаретку, а на душе скребли кошки — и правда грязное дельце. Затея опять Воронка. Не разобрал спьяну. Теперь разговоров по станице… А еще до жены дойдет… «Ленька, стервец, не сказал ей, ишь ты…» — подумал с удовлетворением. Не хотел показывать подчиненному своего малодушия, свел все к смеху:

— А комендант у нас того… И выпить не дурак, да и насчет женского персоналу не промах. Покумекать треба. Парня ее выпустил… За какие такие шиши, а? Не иначе тут… аму-уры. Баба сдобная, даром что комиссарша. Чуешь запах, пан Макар?

Смеялся Илья насильно, без всякого желания. А у пана Макара даже и этого не получалось: щерил черные пеньки зубов, а вместо смеха в горле клекот, будто рот водой полоскал.

За смехом и застала их Картавка. Вцепилась обеими руками в дверной косяк, чтобы с ног не свалиться. Дышала тяжело и часто, будто гнали старую сводню палками через всю станицу и дыхнуть не давали. Нарядная шаль съехала с плеч, краем мела пол.

— Господин… ентот вон… Ой, боже, дух захватило… — Картавка таращила ржавые, как старинные монеты, глаза на Качуру. — Дом! Деверя мово… С ружжами стоят! Сам же горланил на всю станицу, когда ослобонители наши прийшли: «Отобрать кажный свой дом!» Забыл?!

— Та заткнись, чертова коряга! Шо тебе?

— Деверя мово дом! Обещал?!

— А деверь сам дэ?

— «Дэ, дэ». Черти с квасом стрескали! Вот «дэ».

— И дом с ним умисти.

— Глякось…

Не давал ей Илья опомниться, добивал:

— Ага. Був бы сам хозяин… А ты шо? Сбоку припека?

Даже голову сводня вобрала в плечи.

— Ах, та-ак… А цебарку перваку кто выжрал, а? Подбоченилась, приняла бойцовский вид, но дальше двери в горницу наступать не рисковала.

— Яку цебарку? — недоумевал Илья. — Не упомню щось.

— Не упо-омнишь, — пропела бобылка, предварительно оглянувшись на чуланную дверь: никто с тылу не угрожает? — Хочь бы тебе вовсе отшибло, хохол немазаный! Это наша, казачья земля! А казакам привилегия! Родню суешь! Зна-аем лавочку вашу… Макарку вот, черта клешнятого! Спокон веков гольтепой был и сдохнет им! Пьяница горькая…

— Пан Макар! — прикрикнул грозно Илья. Картавка, подхватив болтавшийся конец шали, метнулась за дверь, высунула обратно голову — досказать:

— Да я и к самому коменданту!.. А мало — и до Берлину доберусь!

— Крой до самой сатаны хочь!

Вот теперь Качура смеялся охотно. Протер рукавом мокрые глаза.

— Видал? Нонче же переберись.

Макар задергал носом, отводя взгляд свой на сторону.

— Не, братушка… Оно ить…

— Что?

— Дом ить оно… прокуроровский, не абы какой.

— Тю, дурак… Да им давно у Волги жаба титьки дала.

— Ишо как сказать… А наши повернуть? Наперед не разгадаешь.

— Пан Макар!..

До самой тонкой кишки пробрало Макара холодом от взгляда шуряка. Появилось даже желание сбегать во двор за сарай.

Медленно сходила краска с побуревших щек Качуры. Мял погасший окурок, не решаясь занять рот, — хотел договорить. Передумал. Сказал совсем другое, унимая дрожь в голосе:

— А то, гляди… Проморгаешь. Землю делить скоро-. Бумага у коменданта уже.

— Да оно ить к чему я? Ну, дадуть клок. Пальцем ее, любушку, колупать, а? Эт у кого тягло…

Илья совсем остыл. Такие разговоры явно по душе ему. Крякнул самодовольно, сказал с усмешкой: