Отблески солнца на остром клинке

Тарагат стоял, не в силах сглотнуть глиняный ком, глядя в синюю бесконечность, укрытую белёсой поволокой, пока за его спиной стихали мерные шаги по светлым ступеням винтовой лестницы белой башни.

[1] Такие татуировки нельзя ни подделать, ни купить, ни закрасить, их рисуют, как у амарганов и Вассалов, в процессе долгих священных ритуалов несколько скетхов одновременно, причём делать такие вещи умеют далеко не все скетхи, и на каждую татуировку они должны получить благословение отца наирея.

19. Чужие руки, чужие имена

Тшера успела забить седельные сумки съестными припасами, купить большой кулёк тэмеки, не спеша, покуривая трубку, доехать до городских ворот, и только там её нагнал Верд. Они скользнули друг по другу взглядами, оба — словно чуть виноватыми, и, молча друг другу кивнув, двинулись в сторону Исхата. Тшера догадывалась, что возвращался Верд проверить, всё ли в порядке с «пострадавшими» и не нужна ли им помощь. Судя по тому, что вернулся не расстроенным, там всё обошлось благополучно, но что-то уж слишком долго отсутствовал, и теперь её терзало любопытство. Но спросить — значило признать, что она в своих поступках была неправа.

Верд заговорил первым.

— Ты знала человека по имени Хатсу? Он был Чёрным Вассалом.

— Если ты думаешь, что все Вассалы друг друга знают — ошибаешься, — хмыкнула Тшера, хотя и имя показалось ей знакомым, и ехать в молчании больше не хотелось.

«А ответила так, словно отвязаться попросила. Хатсу-Хатсу-Хатсу… Где я его слышала?»

И тут в голове всплыло.

Тац-тац-тац — капли крови разбиваются переспелыми вишнями о каменный пол.

«Удостоверьтесь, что в твердыне не найдётся тех, кто желал бы мне зла. Арва, ты за старшего», — скользит по лицам черноплащной своры холодный взгляд Астервейга.

«Я уделаю тебя одной рукой, сука», — чуть позже будет душить Тшеру её же косой этот одуревший от власти и чужой крови, едва оперившийся Вассал — Арва — и нагур Вегдаш перережет ему горло. Но раньше Арва успеет убить множество людей Найрима, по большей части — безоружных, безвредных, — и свернуть шею одному из своих: первому, посмевшему возразить против неоправданной жестокости. Хатсу.

— Да, Хатсу, припоминаю его. Моего возраста. Был… Погиб в ночь переворота — убили свои же, когда он попытался заступиться за кого-то из Найримовых слуг. Почему ты спросил?

— Это сын Тарагата.

Захотелось глубоко вздохнуть, но сделать это как можно незаметнее для Верда.

«Выходит, у купца с Астервейгом свои счёты…»

— Тебе торговка наболтала? — с неискренней небрежностью спросила Тшера, и Верд кивнул.

— После смерти сына Тарагат открыто высказался против власти Астервейга, и тот лишил его положения и имущества, запретив въезд в Хисарет. Тогда-то он и переехал в Хаттасар, начал своё дело заново. А через полгода потерял и жену — говорят, истаяла, так и не пережив горя и лишений.

— И после всего этот ублюдок льёт невинную кровь чужих детей! Говорила же — заслуживает смерти. — Тшера заметила, как покосился на неё Верд, и сделала неправильные выводы. — Вот не надо, — хотела смолчать, но слова сами слетели с языка, — я деревенских девок не режу.

— Я ничего не сказал.

— Вот и не говори. Да, у меня руки по локоть в крови, но я ни разу не убивала без причины. — Тшера шумно вздохнула, помолчала. — Хочешь сказать, что и у Тарагата такие причины есть, и мы с ним не отличаемся? То есть ты его оправдываешь?! Его, значит, оправдываешь, а меня — обвиняешь, хоть из нас с ним именно он нападает первым и на действительно невинных!

— Тшера.

— Что?!

— Я никого не оправдываю и не обвиняю. У каждого есть свои причины и свои решения — им с ними жить, и не мне их разбирать. Я могу лишь принимать свои — за себя, вот и всё. Но сейчас я и слова тебе не сказал.

— Вот и не говори.

Тшера насупилась, и какое-то время ехали молча.

— Но ведь и ты убиваешь. Убил нескольких из тех факельщиков… То есть кто-то всё-таки заслуживает смерти?

— Не мне решать, кто чего заслуживает, — спокойно ответил Верд. — Я убил их не потому, что хотел наказать или отомстить. А потому, что хотел спасти тебя, и в тот момент этого нельзя было сделать иначе.

— То есть, если убийством пресекаешь зло — легче?

— Нет.

— Тогда зачем? Зачем брать на себя лишнее бремя, когда можно просто пройти мимо?

Теперь вздохнул Верд. И ответил не сразу.

— Потому что пройти мимо — становится ещё бо́льшим бременем.

— Ладно. Ладно. Хорошо. — Тшера чуть улыбнулась уголком губ, который был невидим Верду. — Может быть, я не стану убивать Тарагата. Во всяком случае — сразу, как найду его. Но тогда зачем мы едем в Исхат?

— Чтобы остановить сангира. Если наследник по крови действительно существует, не нужен ни бунт, ни лишние жертвы. Ими сангир преследует какие-то свои интересы.