Отблески солнца на остром клинке

«Ведь твоё-то занять много таланта не надо, а ты попробуй стать таким, как он».

Вегдаш улыбнулся с одобрительным снисхождением.

— С годами твоя остроязыкость лишь оттачивается, Тшера. Надеюсь, не в ущерб иным боевым навыкам?

— Проверь, если сам, без своих сангирских фокусов, ещё чего-то сто́ишь! — Она со звоном отложила тонкую вилку.

Вегдаш глянул через стол прямо ей в глаза, спрятав в уголке губ ухмылку.

— Почту за честь.

Они сошлись пред ужином, в малом зале, полосатом от закатных лучей, бьющих в окна-щели — узкие и высокие.

— Я подыскал тебе скимитары.

Вегдаш приблизился к Тшере, протянув ей свёрток. И его голос, и походка, и взгляд полнились дружелюбием и расслабленностью — не показной, он действительно не ощущал азарта перед боем.

— Совсем меня не боишься? — полушутя хмыкнула Тшера, забирая свёрток.

— Совсем.

Она развернула ткань и удивлённо вскинула бровь.

— Хорошие клинки!

Вегдаш лениво улыбнулся.

— Я всегда выбираю лучшее из возможного. Даже если выбираю не для себя. Ты же знаешь.

— А ты знаешь о моём намерении убить тебя, и идёшь на поединок — без свидетелей — и даёшь мне отличное оружие, да ещё и удобное для меня: парные клинки, не меч. Если я воспользуюсь этой возможностью?

— Не сейчас. — Вегдаш опёрся бедром о подоконник, переплёл руки на груди. — Я пока ещё нужен.

— А потом?

— А потом ты передумаешь. Как бы ни пестовала свою ко мне злость — передумаешь. Мы же оба понимаем, как будет лучше, но ты этому пока сопротивляешься. И то только потому, что сейчас можно сопротивляться бескровно — просто встать в позу, ничего не предпринимая: ведь время ещё не пришло.

— Не слишком ли много на себя берёшь, «читая» в моём сердце?

— Я наблюдаю тебя с твоих десяти лет, Тшера. Я тебя обучал, я ставил тебе руку. Не льсти себе, ты не настолько сложна, чтобы быть для меня непредсказуемой.

Тшера тихонько фыркнула, не отводя взгляда от глаз Вегдаша, и скимитары, до сих пор обёрнутые тканью, молниеносно из неё выпорхнули, чтобы заключить между собою, как между лезвиями ножниц, сангирово горло. По залу гулким эхом разлетелся звон — скимитары Тшеры встретились со скимитарами Вегдаша буквально в волоске от его шеи. Она бы не стала убивать его, хотела лишь оставить пару царапин. Но даже не смогла уследить, когда он успел выхватить свои клинки и остановить её удар, который и для неё самой стал неожиданным, а уж Вегдашу не оставлял ни единой возможности его парировать — с такой скоростью, из такой позы и на таком расстоянии.

«Видишь?» — спросила мелькнувшая на его губах полуулыбка.

Вегдаш текуче вышел из клинча и атаковал.

«Бережно, веросерки тебя задери, как же бережно!»

Он не поддавался, но оставлял ей крохотную лазейку. Ровно такую, какой она могла воспользоваться в самый последний миг и со всей возможной виртуозностью, чтобы не проиграть. Он по-прежнему был силён — и искусен настолько, что глазам не верилось. Не верилось бы, если бы он не оставил на теле Тшеры несколько засечек — неглубоких царапин, которые, окажись поединок недружеским, стали бы смертельны. Однако дышал он тяжелее, чем помнилось Тшере.

«Всё-таки стареешь, наставник, всё-таки стареешь… Или сангирские фокусы вытянули из тебя силы?»

И в этом оказалось её преимущество: они кружили по залу едва ли не в танце, но музыкой им служил звон клинков. Тшера использовала всё пространство, и в конце концов загоняла Вегдаша, оставив метку и ему — тонкую красную черту от виска к скуле.

Он остановился, стараясь дышать не так тяжело и шумно, как ему сейчас дышалось, отёр большим пальцем выступившую кровь, покачал головой, словно в чём-то себя укоряя, и стоявшая в полушаге от него Тшера вновь почувствовала себя пятнадцатилетней девчонкой в тренировочном зале, дерущейся против мужчины, которым втайне восхищалась всю свою юность. Не как мужчиной, конечно, — как воином. Хотя…

И слова — почти десятилетней давности, но затверженные частотой повторения крепче любой молитвы, слетели с языка сами:

— Я была недостаточно хороша, нагур. И в бою ты убил бы меня раз пять прежде, чем я смогла тебя достать.

Вегдаш улыбнулся — с той же сдержанной теплотой, с какой улыбался после тренировок, и что-то ёкнуло в её груди. Он стянул перчатку, провёл рукой по щеке Тшеры, остановив ладонь за её ухом, и с настойчивой мягкостью притянул Тшеру ближе.

— Ты бы убила меня ещё до первой своей царапины, будь у тебя не скимитары, а Йамараны, — тихо сказал он. — Мне невыгодно, чтобы ты об этом знала, но… Я воспитал прекрасного бойца. Достойного Чёрного Вассала. И если воспитал себе противника — что ж. — Он вновь улыбнулся, и на сей раз в улыбке проскользнула загадочная хитринка. — Мне было бы не стыдно погибнуть от твоей руки. Но пока хотя бы одна из них сжимает не Йамаран — это невозможно. А твой живой клинок против моего убийства.

— Думаешь, это помешает мне всадить тебе нож в спину?

— Я не подставлю её для удара.