Отблески солнца на остром клинке

— Я понимаю, Шерай, — с привычной вкрадчивостью начал он, — тебе совестно за свою резкость при той нашей встрече. Поверь, я не держу на тебя зла. Я всё понимаю: ты была вымотана, расстроена, да ещё эти гиелаки расцарапали тебе лицо… — Он медленно приблизился и аккуратно, одним пальцем, приподнял её подбородок. — Смотри, шрамов почти не осталось. — Удовлетворённо улыбнулся. — Лишь тонкая линия на губах и едва заметный след на щеке. Но и они не портят тебя, Шерай, не о чем переживать.

Он отпустил её подбородок, заложил руки за спину, неслышно прошёлся по густоворсому ковру и мягко усмехнулся — возможно, той беспомощной, затравленной свирепости, с которой на него смотрела онемевшая Тшера.

— Я понимаю: ты наверняка крепко пожалела о сказанном, но твоя гордость, Шерай, не позволит просить прощения. Что ж, твой дикий нрав я тоже люблю, и давно уж простил тебя без всякого церемониала — отныне виной можешь не терзаться, всё забыто, всё в прошлом. Ты по-прежнему лучший мой Вассал, яркая звезда на Хисаретском небосводе, и я хочу, чтобы ты занимала достойное твоих талантов — и нрава — место. — Улыбнулся лукаво, будто вот-вот подмигнёт. — Нагур Вегдаш исчез бесследно, и с ночи гибели Найрима его никто не видел, а место наставника учеников не может пустовать слишком долго. Будущим Чёрным Вассалам нужна твёрдая воспитующая рука и несгибаемая, зажигающая сердца амрана, способные вдохновить юнцов на самозабвенную службу церосу. То есть мне, да. — Он ребячески усмехнулся, но даже это ребячество было фальшиво и выверено предельно точно. — Для меня очевидно, что нагура лучше тебя, Шерай, мне не сыскать. Ты молода, но и Вегдаш был немногим старше тебя, когда принял честь стать нагуром. Ты справишься. И, — он приложил палец к её губам, — не возражай ничего! Отказа я не приму, ибо ты — достойнейшая. Завтра к обеду будь в твердыне, я объявлю о назначении во всеуслышание. А теперь ступай, отдохни и хорошенько выспись.

Астервейг развернулся к ней спиной и занялся какими-то бумагами, лежащими на его столе.

В груди у Тшеры ярость клокотала так, что даже слова не шли. Сжав кулаки, она глубоко прерывисто вдохнула и вышла из кабинета, бахнув дверью так, что эхо разнеслось по всем покоям.