Отбой на заре. Эхо века джаза

– Ну конечно, можно! – настаивал Джордж. – Это же испанский танец, говорю я тебе! Разве могут быть какие-нибудь возражения, если танец – испанский, а?

Один из первокурсников с любопытством на них посмотрел. Бэзил наклонился над столом и пригласил Юбину потанцевать.

Перед тем как встать, она напоследок что-то тихим голосом сказала Де-Винчи; затем, чтобы компенсировать эту неучтивость, улыбнулась Бэзилу. И он с легким сердцем повел ее в зал.

Но вдруг она позволила себе совершенно возмутительное замечание; Бэзил вздрогнул и чуть не споткнулся, сомневаясь – не послышалось ли ему?

– Могу поспорить, что эти губы уже поцеловали целую тысячу девушек! – сказала она.

– Что?

– Разве не так?

– О, нет! – ответил Бэзил. – Я, честно говоря…

Ее веки и ресницы вновь равнодушно опустились; она стала подпевать оркестру:

Танго греет изнутри;
Ты качаешься, скользишь;
Нет на свете ничего, кроме…

Что она имела в виду? Что поцелуи в порядке вещей и что это даже восхитительно? Он вспомнил, что говорил Джон Грэнби: «Всякий раз, когда ты целуешь красивую девушку, ты толкаешь ее на дорогу, ведущую в ад!»

Он стал вспоминать свое собственное прошлое: вечер на крыльце дома Кампфов с Минни Библ, возвращение домой с озера Блэк-Бэр на заднем сиденье лимузина рядом с Имогеной Биссел, и еще раньше, когда играли в «почту», – вплоть до детских поцелуев, попадавших в неохотно подставляемые носик или ушко.

Теперь с этим было покончено; он больше не собирался целовать ни одной девушки до тех пор, пока не встретится та, которая станет его женой! Его обеспокоило, что эта девушка, которая показалась ему столь прекрасной, легкомысленно относится к подобным вещам. Неведомый трепет, который он испытал, когда Джордж сказал ему о том, что она «вела себя просто ужасно» со Скидди Де-Винчи в электромобиле, превратился в негодование – весьма стойкое и усиливающееся. Какой позор – ведь этой девушке не было и семнадцати!

Внезапно ему пришло в голову, что, быть может, это и была та самая кандидатка, взывавшая к его чувству ответственности? Если только ему удастся внушить ей мысль о том, что все это не стоит ровным счетом ничего, если она поймет, какие несчастья она сама на себя навлекает, то его приезд в Нью-Йорк не будет напрасным. В школу он вернется счастливый от того, что сумел принести этой девушке душевное спокойствие, которого ей раньше так не хватало.

На самом деле, чем больше он думал о Юбине и Скидди Де-Винчи в электромобиле, тем больше он терял голову.

В пять вечера они уехали из кабаре «У Эмиля» и поехали в танцевальную школу Кастлов. Моросил дождик, тротуары сияли огнями реклам. Оказавшись в сумерках и расчувствовавшись, Юбина быстрым скользящим движением взяла Бэзила под руку:

– В машине теперь тесно… Давай возьмем экипаж!

Она назвала адрес престарелому вознице, облаченному в выцветший сюртук бутылочного цвета; косые дверцы экипажа затворились, и они уселись внутри, оставив слякоть снаружи.

– Они меня утомили, – прошептала она. – У всех, кроме Скидди, такие пустые лица, да и с ним через час будет уже невозможно разговаривать! Начнет заводить плаксивые разговоры про своего пса, его звали Цыпленок, и месяц назад он сдох, а это уже верный знак… Чувствовал ли ты когда-нибудь очарование обреченности? Обреченный всегда идет и идет только вперед по дороге, для которой он был рожден, никогда не жалуясь, ни на что не надеясь; он просто принимает все как есть…

Его чистое сердце во весь голос кричало, что это не так!

– Никто не обязан сходить с ума, – уверил он ее. – Всегда можно начать все заново!

– Только не для Скидди!

– Это под силу любому! – не согласился он. – Ты просто берешь себя в руки и принимаешь решение о том, что отныне будешь вести безупречную жизнь, а потом сам удивляешься, насколько это просто и как много это приносит тебе счастья.

Кажется, она его не слышала.

– Разве не прекрасно – ехать в этом экипаже, когда в окна задувает влажный ветер, а мы с тобой здесь… – она повернулась к нему и улыбнулась, – вдвоем…

– Да, – рассеянно сказал Бэзил. – Главное, чтобы все на свете старались сделать свою жизнь безупречной! И начинать никогда не рано; можно даже сказать, что начинать надо лет в одиннадцать или в двенадцать, и тогда можно добиться полного совершенства!

– Да, это так! – сказала она. – В каком-то смысле жизнь Скидди безупречна. Он ни о чем не беспокоится, ни о чем не сожалеет. Его вполне можно отправить назад во времени, ну, скажем, в восемнадцатый век – или когда там жили щеголи и кавалеры? – и он отлично там устроится.

– Я говорил совсем не об этом, – с тревогой сказал Бэзил. – Я имел в виду совсем не это, когда говорил о безупречной жизни!

– А, ты говорил о тех, кто обладает силой и властью? – предположила она. – Я так и подумала, глядя на твой подбородок! Могу поспорить, что ты всегда берешь то, что хочешь!

И она вновь посмотрела на него и придвинулась к нему поближе.

– Ты не понимаешь… – начал было он. Она взяла его за руку: