Отбор для Слепого [СИ]

— По мне некому плакать, — ответил ее словами, уверенный в том, что они подходят и ко мне тоже.

— Я бы плакала…

Она просто не успела разглядеть…

— Правда? Вот утром при свете солнца посмотришь, каким я стал, и заплачешь от ужаса, — я пытался шутить, но чувствовал, что так и будет. Только она почему-то не продолжила эту, волнующую меня тему, а заговорила о другом.

— Я вот думаю, когда мы с тобой познакомились, ты же ранен был в голову? Так?

— Ну-у, меня просто сзади рукояткой пистолета жахнули.

— Всего пара недель прошла, а ты снова… Зачем голову вечно подставляешь?

— О-о, чего я только не «подставлял»! Весь в шрамах… Хочешь, покажу?

Ответа я ждал, затаив дыхание, потому что это был неприкрытый намек, и от реакции Регины для меня многое зависело.

— Хочу, — тихим смущенным шепотом.

Регина.

Я хотела видеть. Но не старые, давно зажившие шрамы, а его новое ранение. Только чувствовала, что жалость, которая неизбежно появится в моем взгляде, не понравится Давиду. И боялась поднять глаза. И вообще, я не собиралась обнимать его с порога. Я не собралась вешаться ему на шею — ну переспали, но ведь ничего другого он и не предлагал мне. Но ждала прихода, как на иголках, волновалась о нем и жалела…

— Обязательно все шрамы расмотрю. Только, знаешь что, давай потом, при свете дня?

Он почему-то развеселился и шагнул к кровати, потянув меня за руку:

— То есть ты не уйдешь?

— А ты не прогонишь?

Он некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями, а потом, развернув меня так, чтобы я могла видеть его глаза — в единственное маленькое окошко уже проникали первые рассветные лучи, сказал:

— Если тебя не пугает то, что ты видишь, если не ужасает мой внешний вид, то другого повода, чтобы отпустить тебя я не вижу.

Я не сразу поняла, что этой мудреной фразой он вообще хотел сказать. А потом до меня дошло! Получается, если он мне такой — раненый, кажется некрасивым, то я могу уходить! Вот гад! Вот… Захотелось отвесить пощечину!

— Так значит! Получается, я только внешностью твоей восхищаться должна? Получается, в тебе это — самое главное? Красавчик, да? Так тебя все, кому не лень тут зовут!

— Я не понимаю, Гаечка, миленькая, — он поднял вверх руки, как бы показывая мне, что готов отступить, готов сдаться, — Я к тому говорю, что выгляжу не очень сейчас. И, может быть, разглядев меня хорошенько, ты будет в ужасе! Может быть, тебе будет неприятен мой внешний вид…

— О-о-о! Лучше вообще молчи! Прошу тебя! Будем считать, что это ранение так на твой разум действует! Причем здесь вообще твоя внешность? И ты всерьез не понимаешь, что через неделю-другую будешь выглядеть так же, как и раньше?

— Шрам останется.

— Шрам? А у Пророка нет шрамов? Но, как я поняла, они вовсе не мешают Милане его любить!

Он сел на кровать, а потом за руку притянул меня к себе на колени. Я не сопротивлялась. И рассматривала его лицо, с такой позиции хорошо освещеное. Все такое же красивое… Да, с заклеенной пластырем раной на щеке, да, припухшее и с легкой синевой под глазом, с запекшейся кровью на шее, но это же — такие мелочи… Особенно сейчас, когда его руки ласково гладят по спине. Когда он так близко, когда я не одна, когда нужна… ему.

— Давид? У меня тоже есть шрамы. Один даже от огнестрела.

Я хорошо вижу, как больно ему улыбаться, но губы все равно растягиваются в улыбке, а глаза искряться.

— Покажешь?

— Угу. Только, уговор, при свете дня — хочу проследить, не ужаснет ли ТЕБЯ МОЯ внешность.

61. Пророк и Милана.

Я шел и не знал, что ей сказать. Да и что тут скажешь, если рядом со мной, в самом центре нашей «империи», под охраной сотен опытных тренированных бойцов, при условии того, что я уже знал о существующей опасности, ее снова чуть не убили? Я гнал прочь пугающую меня самого мысль о том, что Милане нельзя быть рядом со мной, что именно моя любовь к ней — та причина, по которой Милану хочет убить Земцов. Я не понимал только одного, неужели он думает, что я буду сотрудничать с человеком, который пытается уничтожить женщину, которая мне дорога? Неужели он думает, что я вообще буду жить, если ее не станет?

На языке крутилось предложение уехать к отцу, сделать вид, что у нас ничего не получилось, что мы больше не вместе. Но я был уверен, что это ситуацию не спасет — Земцов понимает силу притяжения двух предназначенных самой судьбой другу другу людей. Даже, может быть, лучше меня понимает. Он просто схватит ее там, в Новгороде, а я, сделаю всё, что он прикажет, когда узнаю об этом.

Ну и еще… я просто не был готов отпустить ее. И не знал, смогу ли когда-нибудь на подобное решиться.

— Женя, — войдя в нашу комнату, она нерешительно остановилась у порога. — У нас теперь дверь не замыкается — он выбил щеколду. Как мы будем?

— Завтра все починят. А сейчас к нам придет пара охранников. Ну, если хочешь, давай к двери, к ручке, еще и стул приставим на всякий случай? Но, если честно, я думаю, что больше предателей нет. Тимур сказал бы.

— Что теперь с ним будет? Его убьют?

— А ты как думаешь?