Отчаяние

С  этими непрiятными ощущенiями я кое-как  справился. Трудновато было забыть, напримeр , податливость этого большого мягкаго истукана, когда я готовил  его для казни. ?ти холодныя послушныя лапы. Дико вспомнить, как  он  слушался меня! Ноготь на большом  пальцe ноги был  так  крeпок , что ножницы несразу могли его взять, он  завернулся на лезвiе, как  жесть консервной банки на ключ . Неужто воля человeка так  могуча, что может  обратить другого в  куклу? Неужто я дeйствительно брил  его? Удивительно! Главное, что мучило меня в  этом  воспоминанiи, {168} была покорность Феликса, нелeпый, безмозглый автоматизм  его покорности. Но повторяю, я с  этим  справился. Хуже было то, что я никак  не мог  привыкнуть к  зеркалам . И бороду я стал  отращивать не столько, чтобы скрыться от  других , сколько -- от  себя. Ужасная вещь -- повышенное воображенiе. Вполнe понятно, что человeк , как  я надeленный такой обостренной чувствительностью, мучим  пустяками, -- отраженiем  в  темном  стеклe, собственной тeнью, павшей убитой к  его ногам  унд  зо вайтер . Стоп , господа, -- поднимаю огромную бeлую ладонь, как  полицейскiй, стоп ! Никаких , господа, сочувственных  вздохов . Стоп , жалость. Я не принимаю вашего соболeзнованiя, -- а среди вас  навeрное найдутся такiе, что пожалeют  меня, -- непонятаго поэта. "Дым , туман , струна дрожит  в  туманe". ?то не стишок , это из  романа Достоевскаго "Кровь и Слюни". Пардон , "Шульд  унд  Зюне". О каком -либо раскаянiи не может  быть никакой рeчи, -- художник  не чувствует  раскаянiя, даже если его произведенiя не понимают . Что же касается страховых  тысяч  -- -

Знаю, знаю, -- оплошно с  беллетристической точки зрeнiя, что в  теченiе всей моей повeсти (насколько я помню) почти не удeлено вниманiя главному как -будто двигателю моему, а именно корысти. Как  же это я даже толком  и не упомянул  о том , на что мертвый двойник  был  мнe нужен ? Но тут  меня берет  сомнeнiе, уж  так  ли дeйствительно владeла мною корысть, уж  так  ли мнe было важно получить эту довольно двусмысленную сумму (цeна человeка в  денежных  знаках , посильное вознагражденiе за {169} исчезновенiе со свeта), -- или напротив  память моя, пишущая за меня, не могла иначе поступить, не могла -- будучи до конца правдивой -- придать особое значенiе разговору в  кабинетe у Орловiуса (не помню, описал  ли я этот  кабинет ).

И еще я хочу вот  что сказать о посмертных  моих  настроенiях : хотя в  душe-то я не сомнeвался, что мое произведенiе мнe удалось в  совершенствe, т. е. что в  черно-бeлом  лeсу лежит  мертвец , в  совершенствe на меня похожiй, -- я, генiальный новичек , еще не вкусившiй славы, столь же самолюбивый, сколь взыскательный к  себe, мучительно жаждал , чтобы скорeе это мое произведенiе, законченное и подписанное девятаго марта в  глухом  лeсу, было оцeнено людьми, чтобы обман  -- а всякое произведенiе искусства обман  -- удался; авторскiя же, платимыя страховым  обществом , были в  моем  сознанiи дeлом  второстепенным . О да, я был  художник  безкорыстный.

Что пройдет , то будет  мило. В  один  прекрасный день наконец  прieхала ко мнe заграницу Лида. Я зашел  к  ней в  гостиницу, "тише", сказал  я внушительно, когда она бросилась ко мнe в  об ятiя, "помни, что меня зовут  Феликсом , что я просто твой знакомый". Траур  ей очень шел , как  впрочем  и мнe шел  черный артистическiй бант  и каштановая бородка. Она стала разсказывать, -- да, все произошло так , как  я предполагал , ни одной заминки. Оказывается, она искренне плакала в  крематорiи, когда пастор  с  профессiональными рыданiями в  голосe говорил  обо мнe: "И этот  человeк , этот  благородный человeк , который -- --" Я повeдал  ей {170} мои дальнeйшiе планы и очень скоро стал  за ней ухаживать.

Теперь я женился на ней, на вдовушкe, живем  с  ней в  тихом  живописном  мeстe, обзавелись домиком , часами сидим  в  миртовом  садикe, откуда вид  на сафирный залив  далеко внизу, и очень часто вспоминаем  моего бeднаго брата. Я разсказываю все новые эпизоды из  его жизни. "Что-ж  -судьба!" -- говорит  Лида со вздохом , -- "по крайней мeрe он  в  небесах  утeшен  тeм , что мы счастливы".

Да, Лида счастлива со мной, никого ей не нужно. "Как  я рада", -- порою говорит  она, -- "что мы навсегда избавились от  Ардалiона. Я очень жалeла его, много с  ним  возилась, но как  человeк  он  был  невыносим . Гдe-то он  сейчас ? Вeроятно совсeм  спился, бeдняга. ?то тоже судьба!"

По утрам  я читаю и пишу, -- кое-что может  быть скоро издам  под  новым  своим  именем ; русскiй литератор , живущiй по-близости, очень хвалит  мой слог , яркость воображенiя.

Изрeдка Лида получает  вeсточку от  Орловiуса, поздравленiе к  Новому Году, напримeр ; он  неизмeнно просит  ее кланяться супругу, котораго не имeет  чести знать, а сам  думает  вeроятно: "Быстро, быстро утeшилась вдовушка... Бeдный Герман  Карлович !"