Отчаянные характеры

Раздался щелчок; оператор попросил еще десять центов.

– Может быть, пообедаем? – спросила Софи.

– Я на диете. Я больше не обедаю, – ответила Рут.

И потом она сказала – или не говорила? – Софи сомневалась, что расслышала верно, но это звучало как «уходи, Софи». Как бы то ни было, телефон замолчал, а других десяти центов у нее не нашлось.

Придя домой, Софи сразу же подошла к телефону и позвонила своему врачу. Он будет в офисе только во вторник в десять тридцать. Автоответчик больше ничего не предложил. Конечно, она могла оставить свой номер, и, если это срочно… Софи достала «Желтые страницы» и позвонила шести врачам в своем районе. Ни с одним не удалось поговорить. Какая-то женщина посоветовала ей вызвать полицейского.

Она налила себе большую порцию виски и выпила ее до дна. Затем подошла к задней двери. Серый кот свернулся на краешке каменного порога, голова на углу, спит.

Когда Отто вернулся домой, он обнаружил Софи в углу гостиной, сидящей в кресле, в котором никто никогда не сидел, выгравированной светом и тенью. Ее молчание и накрытый к ужину стол, который он мельком увидел сквозь двери гостиной, выглядели как декорации, расставленные с какой-то целью, которая впоследствии была забыта. У него создалось впечатление, что она беззвучно плачет, а вся эта унылая сцена, возможно, придумана ради него – этакий урок, который должен был заставить его извиниться. Он заговорил резко.

– Что ты сидишь здесь, как сирота?

Она взяла в руки книгу.

– Тут на полях есть маленькая заметка, оставленная твоей рукой. Должно быть, ты написал это давным-давно. Чернила выцвели, и почерк выглядит несколько иначе. Но я узнала. Это напомнило мне о том, какой ты серьезный. Здесь написано «ограничение ответственности по закону». Вот. Это Клэр вернула.

Она встала и направилась к нему, на ходу включая лампы, вложила книгу ему в руку. Она не плакала, обеденный стол был накрыт на двоих, и был не частью постановки, а лишь деталью их ежедневной рутины. Он размышлял о том, что ему привиделось – об их образе жизни глазами постороннего, – возможно, этот сторонний взгляд был неверным, но на какую-то секунду он вдруг почувствовал себя не вовлеченным во всё, не был во всё это втянут.

– Давай поедим в гостиной, – сказал он.

– Если хочешь, – безразлично ответила она.

– Как Клэр?

– Как всегда. Там был Леон Фишер – помнишь его? Ее давний муж?

– Я помню его, этого желтокожего человека, который никогда не слушает.

– Отто? Кот снова тут… у двери.

– Кот!

Он бросился через гостиную в столовую, к задней двери.

– Не открывай ее, – попросила она. – Пожалуйста, не надо.

При оглушительном приближении Отто кот потянулся и жадно прижался мордой к стеклу.

– Мне придется ее открыть, – крикнул он, проклиная сложную последовательность действий, необходимых для того, чтобы отпереть дверь – крючок, ключ, вставить, потянуть, снова повернуть. Кот зевал и рассматривал его, пока Отто не занес ногу, чтобы пнуть его. Тогда он вихрем бросился прочь, вниз по ступенькам, и беззвучно исчез в темноте.

– Отто, после ужина мы поедем в больницу.

Он быстро повернулся к ней.

– Мы поедем сейчас, – сказал он сердито, с тревогой.

– Нет. После того, как поедим.

– Значит, стало хуже?

– Не хуже. Но и не лучше. Утром я думала, стало лучше.

Она выглядела спокойной, смирившейся, но голос у нее был тонкий, хрупкий, словно она из последних сил старалась скрыть внутренний надлом. Он накрыл ее руку своей. Она отпрянула.

– Это всего лишь укус, – сказала она.

– Ты очень переживаешь.

Они ели с подносов в гостиной. Отто боялся пролить еду на иранский ковер, и ему приходилось слишком сильно нагибаться, чтобы дотянуться до своей тарелки. Комната была враждебна, словно ей не нравилось, что ее используют не по назначению. Отто почувствовал скрытый гнев на неумолимую силу обычая. Почему, черт возьми, он не может есть с пола, если хочет? И всё же он знал, что раздражение у него вызывает то, что он нарушил собственное представление о порядке.

– Это была глупая идея, – неохотно признал он.

– Наверное…

– О чем я только думал?

Она коротко рассмеялась, две резкие ноты, как зубцы вилки.

– Что смешного?

– Ничего. Ты видел Чарли?

– Я видел его следы. Он пролил стаканчик кофе на ковер в своем кабинете, пока собирал книги.

Он пристально посмотрел на нее, как будто пытаясь оценить, насколько она готова услышать то, что он собирается сказать, и поставил свой поднос.

– Интересно, о чем вы на самом деле с ним говорили.

Тон его был мягким, снисходительным – словно он и не ждал ответа.

– Он был пьян, нес глупости, в основном о себе самом. Жаловался абсолютно на всё. На Рут, на детей…

– Как мы до этого дошли! – с отчаянием сказал он, и на одну пугающую секунду Софи подумала, что он имеет в виду их ужин, недоумевает, какое помрачение рассудка подтолкнуло их есть в гостиной. Но потом он грохнул свой поднос на кофейный столик и яростно продолжил, кидая беспокойные взгляды на нее, на дверь, на книги. Его руки были крепко сцеплены на коленях.