Отчаянный корпус

О происшедшем, разумеется, тотчас стало известно наверху, и в школе Дядю с той поры не видели — должно быть, перевели в другое место, может быть, отправили в любимую Африку. Но ребятам и в этот раз не попало. Солдатский телеграф донес, что будто бы начальник школы их даже похвалил: молодцы хлопцы — жлобство пакостнику простили, ябеду тоже, но вот что вместе со всеми в атаку не пошел, простить не смогли…

А по-иному и быть не могло, ибо их так воспитывали.

Время летело быстро, незаметно подошли выпускные экзамены. Для батареи они закончились вполне благополучно, а Ваня едва не дотянул до медали — подвело сочинение, зато по точным наукам он был полным отличником. В общем, аттестат зрелости должны были получить все. Дальше выпускникам предстояло одолеть следующую ступень — окончить артиллерийские училища и стать командирами. Училища, куда направляли по разнарядке, располагались в разных городах. Большинство, конечно, хотело остаться в Ленинграде. Однако особого, всепоглощающего желания зацепиться за родной город не было. Кому-то надоел родительский надзор, кто-то хотел посмотреть мир, кто-то желал радикальных перемен в жизни. Но сейчас все отступало на задний план перед самым важным мероприятием — выпускным вечером.

Хотя армейская жизнь у ребят только начиналась, кое-какие традиции уже были ими усвоены, и в их числе одна из главных: всякую взятую высоту нужно отмечать. И вот друзья решили после выпускного вечера устроить скромное застолье. Опыта в таких делах ни у кого не было, что и сколько брать не знали, да и с финансами было туговато.

Вопрос взялся разрешить Ваня, его прямо-таки распирало от желания применить на практике полученные знания. Спиртной ассортимент ближайшего магазина он стал проверять по специально разработанному критерию: емкость бутылки, умноженную на количество градусов, делил на стоимость. Понятно, что объем и градусы положительно влияли на результат, а стоимость — отрицательно. Оказалось, что наилучшим показателем в этом плане обладает портвейн «777» — интересно, что к такому же выводу, хотя и без строгого научного обоснования, пришли многие трудящиеся страны. Приобретенные загодя две бутылки портвейна-победителя были уложены вместе со стаканами в скромный чемоданчик и спрятаны в клубной раздевалке между верхней одеждой приглашенных гостей. В разгар веселья Ваня принес звякающий вожделенный чемоданчик в условленное место на школьном дворе, где его уже с нетерпением ожидали ребята со своими подругами. И каково же было их негодование, когда при вскрытии чемоданчика оказалось, что бутылки из него исчезли, вместо них лежали несколько рыжих рублевок — их стоимость, а звякающий звук издавали пустые стаканы.

О, какая ругань обрушилась на Носорога! Его причастность к подлой акции сомнений не вызывала. Ведь он накануне проводил с ними беседу, где напоминал о необходимости соблюдения бдительности, поскольку «будут ходить всякие». Подожди же, сказали ребята, мы просто так не сдадимся. Добавили еще несколько рыжих на третью бутылку — гулять так гулять — и решили провести новую операцию уже с помощью Лизы. Теперь ставка делалась на ее малые размеры — кто, дескать, станет подозревать дитя?

Пока дитя выполняло общественное поручение, танцы продолжались. Они стали уже подходить к концу, но посланница все не появлялась. Ясно, что-то случилось, и точно — Ваню вызвали на КПП. Пришел, а там уже Носорог с чемоданчиком. У входа переминалась бедная Лиза с личиком, покрытым красными пятнами — видно, Носорог выдал ей сполна насчет «всяких». Но она держалась стойко, свой «предмет» любви решила не выдавать и назвала первое вспомнившееся имя.

— Ваш? — строго спросил старшина Ваню.

— Наш. — Куда денешься?

Носорог осторожно открыл его — там призывно темнели три бутылки.

— Придете завтра за получением, а пока гуляйте на сухую.

Все ясно — до 24.00 выпускники еще «не созрели», Носорог считает их детьми и несет ответственность, а затем — поступайте, как знаете. Вот ведь какое упрямое непарнокопытное!

За гулянием-провожанием ночь промелькнула незаметно. Легли уже на рассвете и встали поздно. Ваня привел себя в порядок, наскоро перекусил и отправился к Носорогу, приготовившись к строгому наказанию. Подумал: «Хорошо еще, что не в лагере, а то заставил бы корчевать новый пень». Но старшина был настроен миролюбиво. Наверное, осознал, что былая власть кончилась. Просто сказал: рано-де вы вином решили баловаться, для молодого организма это вещь опасная. Может быть, не удержался бы и от более пространного внушения, но тут прибежал кто-то из дежурных и крикнул:

— Товарищ старшина, война!

По радио выступал Молотов.