Отчаянный корпус

Их оборонительным рубежом стал Красногвардейский укрепрайон, представлявший собой систему долговременных оборонительных точек — дотов, соединенных ходами сообщений. Эта система тянулась до самой Балтики, но не относилась к объектам первостепенной важности и потому находилась в полузапущенном состоянии. Некоторые участки так и остались необорудованными до конца и средств вооружения не имели. С угрозой немецкого нашествия укрепрайон пришлось срочно приводить в порядок и укомплектовывать огневыми средствами.

Бойцам достался участок в районе деревни Войсковицы. Дот, где приказали обосноваться Ване и его приятелям, оказался в особенно скверном состоянии, он был почти наполовину заполнен мусором и многолетними следами бродящих по здешним местам грибников. Сутки ушли на расчистку, еще сутки на то, чтобы превратить его в огневую точку, пусть даже не особенно долговременную. Новая 45-миллиметровая пушка образца 1938 года, полученная прямо со склада, была в заводской смазке и, должно быть, как и юные артиллеристы, еще не нюхала пороха.

Фронт неуклонно приближался, с запада уже доносились звуки канонады, но новоиспеченные бойцы все еще воспринимали войну по-детски. Пребывание в лагерях и на этом пустынном рубеже не позволило им видеть страдания и боль беженцев, тянувшихся по дорогам, а канонада казалась не более чем летним громом. Повзрослеть им пришлось через несколько дней, когда укрепрайон был подвергнут массовому авиационному налету. Небо почернело от крыльев пикирующих бомбардировщиков. Сколько их было — двадцать, тридцать, сто? Разве сосчитаешь в такой момент?

Через амбразуру, в которую смотрел ствол их жалкой пушечки, были видны эти стаи ревущих птиц, от которых отделялись черные капли и с воем неслись к земле; каждому чудилось, что прямо на него. Бетонная коробка, где они находились, казалась не прочнее яичной скорлупы — попади в нее хоть одна из этих капель, и она разлетится на куски. Осколки железа и комья вздымаемой земли колотили по бетону, он звенел и стонал, как раненое существо. Страх и отчаяние наполняли пространство бетонной коробки. Более всего удручала безысходность, невозможность отразить или хоть каким-то образом ответить стервятникам, ибо укрепрайон на этом участке не располагал зенитными средствами.

Время, казалось, остановилось. Сколько его прошло в этом ужасающем грохоте, никто не знал. Первый естественный страх, преодоленный усилием воли, желанием не показать свою слабость и надеждой, что скоро все кончится, уступил место тупому равнодушию. Такому, какое, верно, овладевает скотиной, покорно шествующей на убой. Юные бойцы были лишены привычки отцов молиться перед смертным часом и получать хоть какое-то нравственное утешение. Впрочем, о смерти никто по-настоящему не думал, им казалось невероятным вдруг лишиться привычного мира — свежего запаха травы, лучезарного неба, шумящего леса. В эти последние минуты их головы были забиты разной чепухой. Ваня вдруг ощутил страшный голод и пожалел, что утром не доел до конца свою порцию этой странной каши, прозванной секретной, потому что никто не знал, из какой крупы она сварена. Саша тупо смотрел на свои запыленные сапоги и с трудом подавлял желание провести по ним бархоткой. А Гриша потихоньку молился своей мадонне — Лизе — и думал о том, что в их последнюю встречу она так и не дала обещания дождаться его победного возвращения с войны. Здесь вместе с ними находился старшина Рогов, проверявший готовность расчета и не успевший покинуть дот до начала авианалета. Он был бледен и все время теребил свои усы, должно быть, в надежде найти спасительный волшебный волосок. Увы, чуду не дано было свершиться, налет продолжался с незатихающей силой.

Первым не выдержал Саша. Будущий маршал никак не мог смириться с ролью пассивного наблюдателя. Он вдруг выхватил наган, которым его вооружили как командира расчета, и бросился на волю, должно быть, полагая, что фашистские асы испугаются этого грозного оружия. Старшина спохватился первым.

— Куда?! — дико заорал он и ухватил беглеца за ногу. Саша уткнулся лицом в ход сообщения и применил другое русское оружие — отборный мат. Вокруг стоял такой грохот, что о его содержании можно было только догадаться. Тут раздался свист очередной бомбы, и старшина, бросившись на Сашу, подмял его под себя. Бомба разорвалась рядом, по стенкам и крыше дота забарабанили осколки. Ваня выглянул из укрытия и увидел, как по неподвижной спине старшины расплывается кровавое пятно. С большим трудом они втащили Рогова внутрь дота. Он был без сознания и громко стонал. Телефонная связь с командиром батареи пока еще действовала, и Ваня, сообщив о ранении старшины, попросил прислать санитара.