Отчаянный корпус

Алишер постучался, и они вошли. Сидевший за столом начальника Гусек поднял удивленные глаза и, проворно вскочив, побежал к ним с протянутой рукой.

— Здравствуйте, герои! Правильно, что сами пришли, правильно, — радостно заговорил он. — Человеку свойственно ошибаться, но лишь глупец упорствует в ошибке. Кто сказал? Цицерон… Марк Тулий… Мне только что позвонили, что винтовочку вашу нашли в пожарном ящике для песка. Место, конечно, ненадежное, тут вы по неопытности допустили промашку, хотя в остальном действовали инициативно и с большой выдумкой…

Женя смотрел на оживленного Гуська и тоскливо думал о том, как быстро распространяется этот нелепый слух о краже мелкашки. Пожалуй, зря они отказались от верховой езды.

— Не брали мы никакой винтовки, — сказал он с плохо скрытым раздражением, — зачем она нам нужна?

— Я тоже вначале удивился, — всплеснул руками Гусек и с задумчивой значительностью стал ходить по большому кабинету. Он, по-видимому, остался здесь для дежурства и испытывал от такой прогулки обостренное удовольствие временщика. — Удивился, а потом вспомнил свою юность. И мы тогда были боевыми ребятами — бегали в Испанию воевать с фашистами. «Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать». Вот какой был у нас задор. А в войну и говорить нечего — метрики подчищали, года прибавляли, чтобы на фронт поскорее попасть. Бывало, и оружие доставали, но это между нами, конечно. Так что ваш патриотический настрой мне понятен.

Друзья недоуменно переглянулись, они пока не понимали, куда клонит Гусек. А тот в молчании сделал еще одну ходку по кабинету, как бы припоминая эпизоды своей задорной юности, и продолжил:

— Я бы тоже пошел бить американских империалистов, дважды подавал рапорт, чтобы послали добровольцем в Корею, но не пустили. Сказали, что нужен здесь. Нужен так нужен. Мы бойцы партии и должны быть там, где нужны. У вас, конечно, такой ответственности пока нет. Эх, романтики! На что рассчитывали, куда бежали?

«Что за бред? — думал Женя, все более возмущаясь. — Сначала оружие, теперь побег за границу, завтра и того пуще, произведут в шпионы». Алишер почувствовал его внутренний протест и попытался осадить, дергая за гимнастерку. Наконец Ветров не выдержал и резко сказал:

— Не брали мы оружия и никуда не собирались бежать.

Гусек оборвал восторженную речь и по-будничному спросил:

— Зачем же тогда лезли в каптерку?

Наконец-то прозвучал вопрос по существу, и Женя стал с горячностью рассказывать о том, что произошло вчера. Гусек изображал внимание, но было видно, что к рассказу относится с большим недоверием, а когда услышал про операцию с ботинками, перебил:

— И вы пришли сюда с таким признанием? Прежде нужно было бы подумать, на чью мельницу льете воду и в какое болото вас тянет. Государству нужны честные деньги, а не те, что даст спекуляция украденными ботинками. Объективно ваши действия направлены на компрометацию комсомольского почина и срыв подписной кампании. Хорошо, что вместо начальника политотдела здесь оказался я, тот дал бы строгую большевистскую оценку вашему непродуманному заявлению.

Женя несколько растерялся и неуверенно сказал:

— Мы пришли в поисках справедливости. Старшина Сердюк избил суворовца и должен быть наказан, а с винтовкой он сам все устроил.

— В это трудно поверить и вряд ли можно доказать, — убежденно заговорил Гусек, — и не в том, собственно, суть. Что такое справедливость? Вы уже взрослые люди, комсомольцы, и должны изживать обывательские представления. Чистой справедливости не существует, это понятие классовое. Революция, высший акт справедливости, может, с точки зрения тех же эксплуататоров, показаться и не справедливой, так? Значит, для нас справедливость — это то, что полезно общему делу, согласны? Вот и рассмотрим случившееся под таким углом.

Гусек неторопливо прошелся в дальний угол, словно для того, чтобы подыскать аргументы, и продолжил: