Отче наш

И опять все невольно смотрят на Аграфену, склонившуюся у крана: подошла ее очередь. Странно многим женщинам знать, что их соседка сознательно отдает калечить своих детей чужим людям.

— Есть еще чудаки и недотепы на свете, — вздыхает Валентина. — Наделать-то ребят способны, а прокормить да воспитать — айда чужой дядя! Так, что ли, Аграфена?

— Глупые вы, — не сразу отзывается пасмурная Аграфена. Подхватив неполное ведро, прилаживает его на коромысло и шагает прочь от колонки.

— Уличный-то комитет чего у нас думает? — сердито говорит Валентина. — Собрались бы все да пробрали этих Лыжиных по-соседски! Дело-то до каждого из нас касается. Своих ребят заставят трястись — до наших доберутся.

— Правильно! — подхватывает Татьяна Ивановна. — Давайте, женщины, в исполком на уличном-то комитете просьбу составим, чтоб не устраивали на улице эти сектанты свои сборища… Все подпишемся! — она поглядывает зачем-то на Любашу. — Ну, не все — так бо́льшая часть.

Это уже явно адресуется Любаше, и ей неловко стоять среди женщин. «До всего им есть дело, — думает с неприязнью Любаша, но тут же отмахивается от недобрых мыслей: — Пусть… Детишки же у всех, а если эти сектанты и взаправду калечат ребят, то какая мать не будет против?»

— Любой подпишет это заявление, — тихо замечает сна, но Татьяна Ивановна слышит это.

— Точно ведь, Любушка? — обрадованно склоняется она к Любаше. — Это же ведь не шутки — приманивать в секту-то детей. Растишь их, ночи не досыпаешь, а тут явится какая-то дрянь. Дети-то, что они понимают? Им это вроде игры сейчас. А подрастут — тогда как?

И Любаша почему-то вспоминает братишку Семена. Дня два назад, когда матери не было дома, приходил в гости. Среди прочих разговоров задел и Лушку.

— Сбежала подруга-то твоя? К сектантам, тоже богов ищут. Не понравился обычный бог, давай искать других — каждый в своем сердце. Рассказывали нам, как грызутся церковники с сектантами, а сектанты — прыгуны, трясуны, баптисты и прочая мура — между собой воюют… Вот тебе и возлюби ближнего! Чего же бог-то войну допускает?

Тогда Любаша сурово отрезала Семену, чтобы не лез не в свое дело, насмехаться-то каждый может. А сейчас, поглядывая вслед Аграфене Лыжиной, неожиданно ловит себя на мысли, что Семен в чем-то прав… Действительно, каждая секта признает бога по-своему, в результате от триединства во многих сектах ничего не остается, а появляется свой божок.

«Не бог, а боги живут в их сердцах, — внезапно врывается в мысли, и Любаша вздрагивает от этого кощунства, опахнувшего неприятным сомнением сердце. — Не нужно так думать! Господи, неужели ты испытываешь мое терпение? Зачем?»

Но тут же с тайным страхом чувствует, что в ее обращении к всевышнему нет былой истовости, что все эти противоречивые факты рождают усталый холодок в душе. И старается враз смять, отбросить прочь свои раздумья, шагнув за Татьяной Ивановной к самой колонке.

— Ты приходи завтра после работы, — доносится до нее негромкий голос Татьяны Ивановны, и Любаша пожимает плечами: к чему это?

— Соберемся и обсудим, что с ними делать, — продолжает Татьяна Ивановна, и Любаша вспоминает: ах, да, о сектантах… Но зачем именно она пойдет? Да и мама, если узнает, не похвалит. Отказываться в присутствии женщин неудобно, и Любаша неопределенно произносит:

— Ладно, там видно будет…

Но сама ясно думает: может быть, там окажется Андрей, может быть, Челпанова помирить их хочет.

— Валентина! — окликает Татьяна Ивановна соседку, скрывшуюся в темноте с ведрами. — Не забывай, к восьми приедут лекторы из города! Прямо домой ко мне приходи…

— Ладно, — доносится из темноты.

— Ох, и забот навалила ты, Татьяна, на себя, — вздыхает кто-то из женщин. — Грязищи-то тебе проворачивать лопатой, небось, приходится?

— Ничего, — отзывается Татьяна Ивановна. — Как-нибудь справлюсь. Эта грязь легко смывается.

15

Вернувшись домой, Татьяна Ивановна быстро прибирает в комнатах, прикрикнув на Степана и Мишеньку, затеявших игру в футбол, и мимоходом поглядывает на часы: скоро и гости появятся. С появлением грязи на улицах и наступлением холодов беседы приходится проводить здесь, в комнате.

«Мало одной-то квартиры на поселок, — думает Татьяна Ивановна. — У кого же еще можно собираться?..»

Она перебирает в памяти малосемейных хозяев, решая, кто из них согласится на открытие в доме агитквартиры. Но в дверь стучат, входит Валентина.

— Первая я? Пораньше выпроводила своего на работу, ему в ночную. Проверю, говорит, мол, там ли бываешь? А я ему в ответ: «Давай, давай! Сразу видно, что ты несознательный элемент, жене не доверяешь. Приходи, мы тебе там лекцию о том, как вести себя с женщинами, прочитаем!»

Опять легкий стук в дверь. И теперь он повторяется все чаще.

Татьяна Ивановна поглядывает на часы. По ее предположениям, сегодня с Верой должен прийти или Степан, или Леня. Степан уже дня четыре не был здесь. Татьяна Ивановна постеснялась спросить у Веры, почему…

Шумно входят в дверь Вера, потом… веселый Леня Кораблев и Василий Вяхирев.