Читаем Отче наш полностью

— Хватит вам, в конце концов! — морщится Леня. — За глупого меня, что ли, принимаете! Ты, Кузьма, в прошлом году прогулял, так тебя сразу на следующий день разобрали, а я чего должен ждать? Да если хочешь знать…

— Не горячись, Леонид, — останавливает его Андрей. — Вопрос не только о тебе и Пахоме обмозговываем…

И он коротко пояснил Кораблеву, о чем раздумывают в последние дни многие ребята из бригады. Леня слушал внимательно, он всегда с любопытством воспринимал новое, и всю дорогу до поселка шел раздумчиво-молчаливый. И в общежитие ушел, едва приметно кивнув Андрею и другим ребятам на прощание.

На следующий день перед сменой подошел к Андрею.

— Бригадный кодекс — дело, конечно, хорошее, — сразу начал он. — Но… как бы это сказать… Свои традиции в бригаде нам надо создавать, вот что!

Андрей улыбается.

— А для чего, думаешь, мы этот кодекс и решили составить? Будем выполнять его — традиции сами собой появятся. Привычка, брат, это великое дело…

— Хм… Пожалуй, так и есть. Слушай, я с ребятами в университете поговорю об этом, у нас знаешь какие башковитые есть! На голом месте ни теории, ни практики не бывает, надо расспросить, может, где-нибудь уже похожее было.

И каждый день перед нарядом приносил теперь в бригаду очередные новости, касающиеся волнующего всех вопроса, и как-то незаметно стал одним из главных заводил разговоров о бригадном кодексе. Поэтому Андрей однажды и сказал:

— Знаете, ребята, надо поручить этакое… редакционное оформление, что ли, кодекса Кораблеву, Игнашову и Кузьме. Пусть в окончательном виде представят его на собрание.

Пунцовый от смущения Леня пробормотал:

— Так ведь… А мой-то вопрос… о прогуле?

— Ничего, — засмеялся Андрей. — Одно другому не помешает.

И ясно видел, как радостно дрогнули губы Кораблева: доверие ребят очень, конечно, его взволновало.


Встреча была совершенно случайной. Лушка в рабочей спецовке, проходя мимо, коротко бросает:

— Здравствуйте…

Вера машинально отвечает ей, но тут же, узнав Лушку, окликает ее:

— Подожди-ка, Луша.

Та останавливается, хмурая и настороженная, и ждет, пока Вера подходит. Время послеобеденное, мимо возвращаются со смены горняки, людей на дворе много, и Вера предлагает:

— Пойдем, Луша, ко мне в маркшейдерское. Там сейчас никого нет.

Та нерешительно мнется.

— А чего мне там делать?

— Интересный человек, — улыбчиво смотрит на нее Вера. — Раньше частенько у меня бывала, а теперь почему не хочешь? Разговор у меня к тебе есть.

— Мало ли что было раньше, — с неприязнью поглядывает Лушка. — А сейчас мне некогда расхаживать по кабинетам.

— Брось, Луша, — обрывает ее Вера. — Ты знаешь, что без дела я тебя не позову.

Лушка хмурится.

— Ладно, идемте ненадолго, — соглашается она и первая шагает на крыльцо.

В маркшейдерском пусто. И Вера, чтобы не затягивать разговор, сразу же, едва захлопнулась дверь, говорит:

— Догадываешься, о чем хочу поговорить?

— Конечно, — кривит губы Лушка. — Почему напрасно сваливаю вину на Макурина. Об этом, чего ж не понять.

Вера изумленно смотрит на Лушку.

— Откуда тебе это известно? — тихо спрашивает она.

— Да так… Знаю ведь, что выгородить своего Макурина хотите, за счет меня проехаться хотите.

— Ох, и огрубела ты, Луша, за последнее время. Как это — проехаться? Да если ни ты, ни Макурин не виноваты — кто вас будет обвинять?

Лушка с любопытством глядит на Веру.

— Но… отвечать-то кто-то один должен, так ведь?

— С чего ты взяла? — остро смотрит на нее Вера. Она начинает догадываться: Лушка только потому и обвиняет Андрея, что твердо уверена — из них двоих кто-то один должен держать ответ.

— Значит, если не Андрей, то ты должна отвечать за братишку, так полагаешь?

— Конечно, — без раздумья отвечает Лушка.

— Глупости это, Луша! — восклицает Вера. — Никто не виноват — никто и не ответит…

— Ладно, — усмехается Лушка и отводит глаза. — Незачем меня уговаривать, понимаю, что Макурин для вас ближе…

— Да перестань ты об этом! — возмущается Вера, но Лушка твердо стоит на своем: уговаривать ее не надо, знает, что к чему.

— Пойду я, дома ждут, наверно, — произносит, наконец, она хмуро. — Чего без толку-то нам время тратить. Как я в протоколе подписала, так все и на допросе скажу.

Она уходит, и Вера в замешательстве шагает по комнате. Что же делать? Ведь ясно, что Андрей совершенно невиновен в смерти мальчика! Как заставить Лушку сказать следователю чистую правду?

И вот Вера — у Александра Владимировича Сойченко, рассказывает о своих сомнениях и разговоре с Лушкой.

— Интересные подробности, — любопытно смотрит на нее Сойченко. — Надо сообщить об этом в милицию, следователю. Чувствуется, тут что-то неладно, коль эта Лыжина так ведет себя…

Но ни Каминского, ни Лизунова в горотделе милиции не оказывается. Подумав, Сойченко набирает квартирный номер телефона капитана Лизунова.

— Видите ли, товарищ парторг, — недовольно отвечает тот, — я благодарен за сообщение, но в обеденный перерыв трудно сориентироваться в делах, которые остались в горотделе.

— Извините, конечно, но дело-то очень важное.

— У нас почти все дела важные. Хорошо, учтем при следствии ваше замечание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза