И вот в этот-то момент он и берет ордер на квартиру. Может быть, порвать ему с Любой? Кто его обвинит в бесчестном поступке? Почти никто — в поселке известно, какова из себя Устинья Семеновна Пименова. Но захочет ли это сделать Андрей?
«Нет, этого он не сможет сейчас сделать», — вздыхает Вера и, открыв ящик стола, протягивает Андрею ордер.
— Возьми… И будь решительнее! Мы, девчата, любим решительность. Смелость в мужчине — не последнее качество, Андрей…
Нет, она не настраивает его на разрыв с Любашей. Просто хочет напомнить: иногда и так получается — не идет жена от родителей, и муж, устав от уговоров, вдруг подгоняет к их дому машину, грузит свои вещи и, когда наступает последний момент, прямо спрашивает жену: «Ну, со мной или — здесь? Но и то, и другое — навечно, без метаний!» И жена уходит с ним, заплаканная, но покоренная его решительностью.
Получится ли так у Андрея?
Лицо его задумчиво и печально. Ей хочется сказать ему что-то теплое, задушевное, но нужных слов она не находит. Помедлив, спрашивает:
— С Любой разговаривал о квартире?
— Мельком… Никак не удается поговорить с ней по-доброму, чтобы убедить ее.
— Знаешь что, — оживляется Вера. — Хочешь, я с нею поговорю? Она сейчас на работе?
— Ну да, здесь, — Андрей встает. Он рад, что Вера вызвалась помочь ему, и неловкость первых минут исчезает. И смущение Веры Андрей истолковывает теперь просто: не знала, как начать именно вот этот разговор.
— Не так это просто жить. Не так это просто любить, — улыбается Вера. Немного помедлив, добавляет: — Не так это просто — решиться выйти замуж, жениться…
В эту минуту она подумала о себе и Василии.
— Не знаю, — краснея, говорит Андрей. — Для меня такого вопроса не возникало… Знаю, что без Любы… Неинтересно, одним словом, без нее жить было бы, — смущенно улыбается он.
И Вера вдруг, еще не осознав слов Андрея, ловит себя на мысли о том, что в ее чувствах к Василию очень уж много рассудочности, не так, как у Андрея с Любой.
Резко звякает телефон. Звонит Василий. Он сейчас у Сойченко. Не может ли она зайти сюда? Хотя он сам сейчас придет…
Вера кладет трубку. Вот и вся их любовь: не можешь ли, не хочешь ли…
— Кстати, Андрей, — отвлекаясь от невеселых раздумий, говорит она, — твое дело еще не прекратили?
— Едва ли…
— Был у нас следователь Каминский, расспрашивал о разговоре с Лушей, когда мы у них с твоей тещей и Василием были. И сразу же обратил внимание на такую деталь: оказывается, Пименова тоже подписалась на первом протоколе вместе с Лушей. Каминский страшно заинтересовался: почему? Действительно странно, когда будущая теща делает роспись под показаниями не в пользу зятя.
— Устинья Семеновна расписалась в протоколе! — изумлен Андрей. — Понимаешь, не обратил внимания на ее каракули.
— А Каминский обратил. Когда узнал, что она накануне свадьбы приходила вместе с нами к Лыжиным, ругала Лушу за подпись под протоколом, следователь только головой покачал. Сказал, что вызовет ее.
— Куда же Луша скрылась? — хмурится Андрей. — Не верю я, чтобы она долго запиралась. Все равно сказала бы рано или поздно правду…
— Как?! Ты не знаешь, где она? Мы же дня три назад ездили к ней в Корпино. У сектантов она. Но разговора не получилось. Крепко ее охраняют сестры и братья во Христе. Сообщили в милицию, что она там скрывается. Пришли к той тетушке, где она жила, а ее и след простыл. Тетка говорит: «Не знаю, не видела никого». Может, говорит, комсомольцам поблазнилось. На том дело и закончилось.
Андрей встал.
— Значит, поговоришь, Вера, с Любой? Или, может, не стоит? Гордая она, обидится еще.
— Думаю, мой разговор лишним не будет. Надо же дать ей понять: решай прямо и до конца, иначе… Впрочем, иначе и быть не может: сохранить вам надо семью, Андрей.
— Знаю, — качает головой Андрей. — Ладно, пойду…
В дверях он сталкивается с Василием Вяхиревым.
— Стоп, стоп! — окликает тот. — Чего же вы тянете разбор дел прогульщиков — этого Кораблева и Лагушина?
— Не готов еще бригадный кодекс…
— Странная зависимость. Кодекс — сам собой, а прогулы — дело совсем другое. Надо поторопиться, Макурин.
— Поторопимся, — неохотно кивает Андрей, спеша уйти. Знает, что сообщи Вяхиреву: в разработке кодекса участвует и Кораблев — тот поднимет шум.
А Василий уже разговаривает с Верой. Сойченко интересуется, каковы результаты поездки в Корпино. Да и в горком комсомола надо сообщить.
— Видели, да толку мало, — сухо замечает Вера.
— И все же? Кстати, как себя вел Кораблев?
— О, он молодцом оказался, — оживает Вера. Она рассказывает о споре Лени с сектантским проповедником, о похвалах, которые сделали корпинские комсомольцы в адрес Кораблева, но Вяхирев перебивает:
— Жаль, что с Лыжиной безрезультатным получился разговор. Вхолостую вы сработали…
— Вхолостую? — вспыхивает Вера. — Ты считаешь, что одной поездки в Корпино достаточно, чтобы убедить ее?
— Ладно, ладно, не горячись, Веруська, — останавливает Василий. — Тем более, что инициатива поездки была твоя, все довольны этим в горкоме.
Вера грустно усмехается:
— Эх ты, инициатива… Человек для тебя словно и не существует.