— Вот-вот… Хотя какая уж там гордость! Отступился, да еще и пожалел… Пожалел не о том, что так и не сумел, не смог убедить, а о том, что не послушал ее и не пошел к попу… И автор, как вы, наверное, заметили, хотя и незаметно, но явно выражает ему в этом свое сочувствие. Не пошел к попу и погубил ее и свое счастье, более того — жизнь! А теперь вот она, расплата! Теперь казнись! Теперь вот, если хотите, и раскаяние, и стыд из-за того, что не послушал ее, уперся, не пошел по зову вечной и неизменной жизни, перед которой все остальное в конце концов ничто! Вот и получается по автору: мельник должен был пойти! Пойти в церковь, обвенчаться у попа, плюнув на все свои убеждения, которыми жили целые поколения новых, советских людей, убеждения и идеалы, выдержавшие испытание временем, идеалы, благодаря которым мы сегодня являемся такими, какие мы есть… И все же по автору получается, что следовало бы плюнуть. Ради какой-то иной, данной лишь тебе самому и лишь один раз жизни! Ибо как же иначе все это понять? Ведь этот рассказ не просто так себе, не ради развлечения пишется и печатается! Все тут имеет свой смысл и свою логику. Сначала сожаление, раскаяние из-за того, что мог, но не сделал. Потом из этого раскаяния и сожаления — колебания, сомнения и душевные терзания. Более того — даже стыд. А уже после этого сами собой возникают «вечные» истины и «вечные» вопросы: а кто же виноват?.. Должен вам сказать, что в другом своем рассказе этот же автор дает ответ и на данный вопрос: время! Время такое было… Было тогда такое время, а теперь, получается, совсем-совсем другое… Так где же логика? Что прикажете делать сегодня нам, нашей молодежи, если кто-то окажется в такой или подобной ситуации в наше время? Как поступать в такой решающей ситуации, скажем, для того, чтобы не жалеть потом о зря прожитой жизни, чтобы не раскаиваться и не стыдиться своего прошлого?.. Чувствуете, Евдокия Харитоновна? И не улавливаете ли чего-то хорошо вам знакомого и, кстати, кощунственного в этих словах? Понимаете? Слова вроде бы те же самые, а содержание… какое содержание в них вкладывается? И как же должен понять такое не только вчерашний комсомолец, но и сегодняшний юноша, встретившись почти с такими же словами, как и у Николая Островского, в такой вот, извините за резкость, позиции?.. В позиции, когда в них вкладывается содержание, которое не только полемизирует, но, если хотите, вообще пытается отрицать, — правда, весьма деликатно, — перечеркнуть Николая Островского, исказив огненные слова, на которых воспитывались целые поколения, и не только в нашей стране?.. Вот эти слова: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества». Так вот я и спрашиваю вас и всех, кто прочел «Счастье»: чего же, оказывается, нам нужно стыдиться, о чем сожалеть и в чем раскаиваться?.. Они что же, такие вот сторонники «общечеловеческих» и «вечных» истин, живя задним умом, думают, что устроили бы все тогда как-то иначе, безболезненно? Они что, не знают или же забыли, что безболезненных родов нового в человеческой истории еще не случалось?!
И тут горячие слова редактора вдруг высекли родственную искру у того, кто интересовался, казалось, этим спором или, вернее, монологом Журбы, менее всего, — у председателя колхоза Никифора Васильевича Осадчего. До этого он слушал редактора, казалось, без особого внимания. А тут вдруг тоже сверкнул глазами и окинул гневным взглядом присутствующих, спрашивая:
— А в самом деле?! Я, конечно, прочесть этого не успел. Да, вижу, достаточно и услышанного тут! Достаточно для того, чтобы задуматься: что же это получается, будто и я должен теперь стыдиться того, что в двадцать девятом, идя, так сказать, навстречу потребностям первой пятилетки, без всякого колебания снимал церковные колокола? Да, снимал!.. А теперь вот кому-то кажется, что напрасно… Я и сам, конечно, знаю, что бывало по-всякому… Да и странно было бы, если бы все шло гладко в такой огромной разворошенной и бедной стране в момент великого перелома! Ведь трещали и ломались тысячелетние устои! И не могло же все это осуществляться в белых перчатках! Бывало, конечно, и так, как в известной пословице: заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет… И бывало-таки — расшибали… Но дураки дураками! А тут, как я понимаю, речь идет не о дураках. Дураки дураками, время временем, но есть же, остается что-то более устойчивое и во времени. На целые столетия. Вот хотя бы и с упомянутыми колоколами, церковными и монастырскими, которые не только мы, но еще и Петр Первый в пушки переливал. И что-то не припоминается мне, темному и необразованному, чтобы какие-то умные люди во все времена записывали Петру все это в пассив, а не в актив! Ну, а нам, грешным, уже и сам бог велел!