Отдай, детка! Ты же старшая!

Савелов расхохотался:

— Горянова? Это что было? Вызов? Хочешь, чтобы я кинулся доказывать обратное? Ты риски просчитала? Или реально решила погреть мою холостяцкую постельку?

— Нет! — вздохнула Даринка, нетерпеливо покачивая ногой, как кошка хвостом. — Роман Владимирович! Я уже устала флиртовать! Денег дайте!

— Дам, куда же я денусь! — не стал тянуть Савелов. — Только не нравится мне это.

— Почему?

— Ты ведь даже когда на квартиру копила и жила впроголодь годика полтора, ни копейки не брала вперед! И не занимала ни у кого. Я до сих пор помню твои вегетарианские бутерброды с тыквой… А тут… ох! Не нравится мне это!

— И мне не нравится, — согласилась Даринка и нехотя призналась. — Но … у Эльки День рождения в среду, мне аванс нужно внести, потом оплатить все это…Уффф! А мне еще месяц жить…

Савелов откинулся в кресле и вполне серьезно предложил:

— Горянова, а в чем проблема? Пусть тебя мальчик твой проспонсирует, а потом месяцок и покормит.

Даринка не успела сделать непроницаемое выражение. И все, что она думала, пронеслось живописной картиной в три дэ. Она вообще не понимала, зачем грузить ее проблемами Ванечку. У него своих много.

Савелов, не пропустив ни одной ее эмоции, поинтересовался:

— А что, Дариш, ты со своим бруталом этот вопрос не обсуждала?

— Нет еще, — поджала губы Горянова, понимая, куда клонит шеф, а потом с вызовом добавила. — Я заначку только вчера распотрошила, и Ваня не в курсе.

— Горянова! Горянова! — покачал головой Савелов. — Чего — то у тебя прямо все по психоанализу получается.

— Не ваше дело — мои проблемы! — взвилась она. — Вот заявление на выплату вперед, подпишите.

— Дарин, — сбавил ехидный тон Савелов, — давай я тебе сам просто в долг дам. Сумма небольшая. Заплатишь с первых комиссионных.

— Нет! — отрезала Горянова. — Не нужно! Лучше у фирмы…

Савелов покачал головой и придвинул к себе ее заявление.

— А про своего мальчика ты подумай, Дарин, — сказал он, размашисто подписывая документ. — Первый, к кому женщина должна бежать со своими проблемами, это тот мужчина, с кем она спит. Знаешь, на его месте я бы обиделся…

— А вы не на его месте, а на своем. И вам не светит! — подхватывая подписанное заявление, ухмыльнулась Горянова. — Вы душка, шеф! Чмок!

— Горянова! Воспитаешь альфонса на свою голову! Потом локти кусать будешь, — крикнул он ей вслед.

Но Даринка уже мчалась в бухгалтерию и слов Савелова не слышала. Ей очень хотелось, чтобы Элькин день рождения удался, чтобы мелкая тоже почувствовала новое, совсем другое … Свет… Бескорыстие… Тепло… В общем, любовь старшей сестры!

Когда спустя пять минут Горянова позвонила мелкой, та настороженно молчала.

— Эля, — мягко спросила Дарина, — сколько твоих друзей придет в «Злата Прагу»?

— Что? — неверяще переспросила сестра.

— Спрашиваю, сколько человек придет в среду в ресторан?

— Ты… Все в силе?

— Конечно… Эля? Эль? Ты чего молчишь?

Но там, на той стороне ее не слушали, там тихо сопели, собирая рукой катившиеся слезы. Наконец Элька, сдерживая всхлип, пробормотала:

— Восемь…

— А как же твой список в тридцать два человека? — угрожающе подняла голос Горянова.

— Никак… — буркнула уже более привычно Элька… — Я дразнилась…

— Вот мелкая! — Даринка еле сдержалась, чтобы не наговорить гадостей.

На том конце привычно хихикнули, а потом Элька снова сказала невероятное:

— Ты это… ты прости меня, Дарин. И спасибо… — и она первой бросила трубку.

Элька впервые извинялась… Вернее, не впервые… А во второй раз в жизни. Первый был сегодня рано утром. Тогда, когда выпал белый чистый снег…

Глава 23

После серьезных гроз и бурь, после перейденных внутренних «рубиконов» наступает в жизни человека странная полоса. Полоса без преград. Ясен и чист тогда горизонт, солнце встает, не омрачаемое ничем. А на душе спокойно и радостно, дышится просто и легко.

Так было сегодня у Горяновой. Весь день Даринка улыбалась. Сидела за столом и улыбалась, звонила по телефону и улыбалась. Ругалась с водяными и улыбалась. Даже Маркелову, язве и нахалу, улыбалась. Савелов, периодически выбегая из кабинета, смотрел на нее сначала с удивлением, потом с интересом, а дальше с недоумением и вовсе с опасением. Потому что Даринка улыбалась всем и вся. И ее улыбка впервые была такой… ну… нежной, открытой и бесконечно солнечной. Так улыбаются дети. Беззаботно. К обеду Савелов не выдержал и, подойдя к ней, листавшей на компе присланные Пашкой предварительные «каце», поинтересовался:

— Дарин, ты в детство впала? Улыбаешься, как умалишенная… Денег заняла, Маркелова не послала… А надо было… Раз десять уже…

Горянова ему не ответила, а снова улыбнулась. Савелов помрачнел.

— Дарина, может, тебе скорую вызвать? Она тебя на улицу Богданова вмиг домчит, с ветерком и мигалками. А пока тебя в душевном доме будут лечить, я тебе стол розовыми карамельками усею и волшебной блестящей пудрой посыплю. Будешь девочкой из клуба «Винкс»! — и гаденько запел. — Если решишь, можешь ты стать одной из нас! Винкс! Всем ты мило улыбнись! Винкс! Освети улыбкой землю, и с улыбкой в путь пустись, ты можешь! Винкс!