Отдаю свое сердце миру

Доун Селеста не спрашивает Аннабель, голодна ли она, а просто ставит на стол тарелку с аппетитным сэндвичем с жирным тунцом. Внутри кемпер напоминает фургон дедушки Эда, но в то же время здесь все по-другому. На окнах тканые шторы, и пестрый полосатый ковер на полу. Над дверью висит портрет старика в фиолетовом халате. Пустое пространство под многоместными нераздельными сиденьями, где дедушка хранит запасы воды и вина, сухие макароны и банки с анчоусами, приспособлено под книжные полки, и деревянная рейка спереди удерживает книги на месте, чтобы они не соскальзывали. В домике чисто, если не считать походного инвентаря, сгруженного с ее койки, который теперь аккуратно сложен возле сидений.

– Спасибо. Я вам так благодарна.

– Выгляни в окно. Даже не верится, что вчера была буря.

Доун Селеста права. Аннабель видит лазоревую гладь озера, усыпанную сверкающими блестками радости. Впрочем, это не соответствует ее настроению. Сейчас она доест этот сэндвич и позвонит дедушке Эду, чтобы забрал ее отсюда, да побыстрее.

– Люк решил попробовать порыбачить. Местный парень сказал, что крупные рыбины кусаются. Форель. Ты любишь форель? – Доун Селеста жует чипсы из пакета, стряхивая крошки с пышной груди.

– О, да. Люблю. – Нет, столько мелких костей. И эти пустые глаза таращатся на тебя.

– Ну, тогда можем пожарить сегодня вечером, если ему повезет. Мы ужинаем поздно. Надеюсь, ты не возражаешь? Мы тут как европейцы стали.

– Наверное, мне стоит позвонить дедушке. Я думаю, он вернется раньше, чтобы забрать меня.

– Он звонил, пока ты спала. Покрышка полетела к черту, и, похоже, ни у кого в Хелене нет новой подходящего размера. Можешь в это поверить? Конечно, туристы сюда носа не кажут до самого июля.

– И что он сказал конкретно?

– Это займет день или около того. Ты не против остаться с нами, милая? Эд подумал, что это лучший вариант, чтобы ты могла продолжать бег.

– О, хорошо. То есть я хочу сказать, может, я просто… – Она взмахивает рукой. Здесь ничего не может быть просто, если только они не отвезут ее обратно в Хелену.

– Мы можем отвезти тебя в Хелену, если хочешь. – Доун Селеста как будто читает ее мысли. – Но Эд подумал, что ты можешь стартовать отсюда, а он встретит нас, как только управится.

– Наверное, ни к чему. Я имею в виду… наверняка есть места, которые вам хотелось бы посетить.

– Дорогая, Монтана, – говорит Дон Селеста, как будто это и есть ответ. – Разве похоже на то, что нам нужно успеть на поезд? У нас нет никакого плана действий. Мы едем туда, куда нам интересно. Надеюсь, тебя это успокоит и ты расслабишься. Будь как дома. Книги, еда – все в твоем распоряжении.

Аннабель теперь нигде не может расслабиться, даже в собственном доме. А здесь так и вовсе нарастает паника. Цунами ужаса, обязательств и неловкости пользования ванной комнатой в маленьком помещении. Во сне она иногда храпит. Даже сама просыпается от своего хрюканья. Хотя это укладывается в общую картину: она уже воняла мокрой псиной, делала лужи на полу, а теперь ходит в чужих шмотках, ненакрашенная, с шухером на голове.

– Я должна… – начинает она.

Доун Селеста ждет.

– Вернуться.

– Вернуться?

– На… м-м-м…

– М-м-м… это что?

– Место.

– На место? Место, где мы тебя подобрали? – Доун Селеста переходит на скороговорку, ее глаза сияют. Те же взволнованные модуляции голоса появляются у них, когда они пытаются расшифровать, чего хочет Бит, который просто сидит и лупит глаза. – Туда около полутора миль, – говорит Аннабель. – Я, получается, жульничаю. Ну, то, что я здесь. И если побегу отсюда.

– Ты хочешь вернуться сейчас? Мы можем начать оттуда, но завтра. У тебя был тот еще денек.

– Я просто хочу это сделать…

Доун Селеста ждет.

– Сделать это прямо сейчас, понимаете? Просто…

– Делай так, как считаешь нужным. На родине моего кемпера каждый сам решает за себя. Мы будем здесь, когда ты закончишь. Давай я найду тебе какие-нибудь шорты и футболку.

* * *

Она планирует бежать трусцой, пока не исчезнет из поля зрения, а потом припустить во весь опор. Что дальше – пока в тумане.

Полторы мили она преодолевает играючи. Для верности даже вырывается чуть вперед от того места, где, как думает, ее подобрали вчера. Ей и без того есть в чем себя винить; она подвела немало людей, обманув их в лучших чувствах, так что хитрить с пропущенными милями – это мелко.

Шелковые баскетбольные шорты, которые ей выдали, сидят на ней мешком; на футболке шелкография с восходящим солнцем. Футболка, должно быть, принадлежит Доун Селесте, потому что пахнет корицей и ванилью, а шорты наверняка от Люка, потому что даже с туго затянутым шнурком они настолько большие, что ей приходится придерживать их, чтобы не свалились. К тому же они такие длинные, что трутся о голени, как подол юбки.