Отдаю свое сердце миру

Аннабель смотрит на Зака. Этот профиль она видела еще на утренниках в начальной школе, когда они сидели рядом, и на баскетбольных матчах в старших классах, и на полу его гостиной, где они резались в Minecraft. Но сейчас он выглядит старше. Она вдруг вспоминает его в спортивной форме на уроках физкультуры в средних классах, в концертном костюме в оркестре на похоронах, а теперь… теперь он похож на мужчину. Сердце заходится, взлетая, падая и снова взлетая.

– Я так счастлива, что вы здесь, ребята.

Похоже, и у Зака сердце не на месте.

– Жаль только… – Он тяжело сглатывает. Голос скрипит. Он откашливается. Она боится услышать то, что он собирается сказать. Но кто-то должен это сказать.

– Жаль только… – Он снова пытается выдавить из себя эти слова. – Ты знаешь. Что Кэт с нами нет.

Аннабель крепко зажмуривается. Она чувствует, как узел стягивается внутри, в самой ямке солнечного сплетения.

– Я знаю. – Ее почти не слышно сквозь громкую музыку.

– Она бы…

Так радовалась. Так гордилась. Ликовала сильнее, чем кто-либо.

– Я знаю.

Зак кладет руку на плечо Аннабель и крепко сжимает его.

* * *

Дедушка Эд уминает сэндвич с фрикадельками возле закусочной «У Сальваторе». Через дорогу, в «Патио», повар в белом фартуке жарит сосиски. Рядом, на открытой сцене, женщина поет Funiculi Funicula[123] под аккомпанемент мандолины и гитары. На соседних подмостках бой-бэнд Grande Amore перепевает O Sole Mio[124]. Зак, Люк и Оливия стоят среди зрителей, и Оливия смакует трубочку канноли, только успевая слизывать убегающую творожную начинку. На улице не протолкнуться. Чей-то младенец плачет, все тут же бросаются его успокаивать нежным воркованием.

– Pancia mia fatti capanna! – кричит дедушка своей famiglia через всю улицу.

– Заправимся, – переводит Джина. – Проще говоря: готовься к обжорству.

– Люблю мужчин, знающих толк в еде, влюбленных в жизнь, – говорит Доун Селеста Джине.

Аннабель видит, с каким восхищением смотрит Доун Селеста на глуповатого и нелепого дедушку Эда в носках с сандалиями и отпечатком томатного соуса на подбородке. Аннабель наблюдает за реакцией Джины, которая видит то же самое. И слышит те же слова любви. Джина хмурит брови, но тут же смягчается. Уголок ее рта приподнимается в улыбке. Она перехватывает взгляд Аннабель. Та пожимает плечами.

– Хочешь такой же сэндвич с фрикадельками, Малк? – спрашивает Джина.

– Хочу, и сразу четыре.

– Пойдем. Возьмем столько, сколько в тебя влезет, – смеется Джина.

– Наесться – так от пуза, – говорит Малк.

Они стоят в очереди у лотка «Сальваторе». Доун Селеста возвращается к дедушке. Они остаются втроем: Аннабель, Джина и Малкольм, столько всего пережившие втроем.

– Стало быть, он влюблен, – говорит Джина.

– Я ничего не знаю.

– Похоже, помимо марафона по стране у вас тут происходит много чего другого.

– Что случается в глуши Монтаны, в Монтане и останется.

– Время покажет, – задумчиво произносит Джина.

* * *

Они переходят с уличной ярмарки к предвечерней прогулке на лодках. Это архитектурная экскурсия по городу, но никто не слушает гида. Зак и Оливия держатся за руки и разглядывают здания. Дедушка Эд держит Доун Селесту за руку и целует ее в щеку.

– Чмоки-чмоки, – поддразнивает Малкольм.

– Иди сюда, старина. Я буду держать тебя за руку, если ты чувствуешь себя брошенным, – предлагает Люк. Гигантское зеленое здание проплывает мимо в желтых лучах заката.

– Путешествовать в фургоне – это круто, – говорит Малк.

– Даже не думай, – обрывает его Джина.

– Свет так красиво играет на твоих волосах, ма, – говорит Аннабель. Так и есть. Закатное солнце окрашивает все вокруг в золото.

– Это на твоих волосах каждый огонек смотрится красиво, моя Белла, – нежно произносит мама.

* * *

– Я понимаю, почему эта связка Мим – Эд работает. – Люк отодвигает свой стул от длинного стола в ресторане «Тоскана». – Еда, божественная еда. Мне стыдно говорить тебе такое, но я жалею, что нельзя расстегнуть штаны.

– Вот в чем преимущество сарафана. – На Аннабель красивый сарафан в подсолнухах – подарок Джины на выпускной.

– О боже. Не смотри, – предупреждает он.

Трое мужчин вносят листовой пирог. Это ее третий торт за время путешествия, и каждый неповторим: несет печать времени, места и события, между которыми пролегают долгие мили.

– Меня разорвет на части, но я должен это попробовать, – говорит Люк.

У одного из мужчин в руках аккордеон, у другого – бубен. После того как торт водружают на стол, они запевают «Белла чао». Это быстрая праздничная песня с повторяющейся строкой, которую обычно выкрикивают: O, bella ciao! Oh, bella ciao! Вella ciao, ciao, ciao! Каждое ciao сопровождается смачным ударом бубна.