Отдел антимеметики

Всё это знакомо Уилер. Личное дело по-прежнему там, и антимеметическое воздействие по-прежнему окружает его вторую половину. Всё это могло бы окончиться в секунду, если бы только была возможность прочесть ту вторую половину.

— Когда я собрал доказательства, — продолжает Марнесс, — я нашёл… ну, дыру. Как пазл, в котором только края и уголки. Поэтому я сделал то единственное, что смог — посмотрел, какой формы дыра. И мы с Бартом Хьюзом сформулировали теорию.

— Этот отдел антимеметики — не первый. Был и другой, до 1976 года. Я служил в этом отделе, вероятно, и возглавлял. Кроме меня нет ни одного уцелевшего выходца из этого отдела. С той командой что-то случилось. Какая-то антимеметическая сила сжевала и проглотила саму идею отдела антимеметики. Меня вывели из игры легко, я уцелел. Остальные, кем бы они ни были и сколько бы их ни было, пропали без следа, все до единого.

— Это мы уже и сами знаем, — кивает Уилер. — То завещание ты писал при мне, помнишь? Вопрос известен. Но до ответа не добраться, не убив тебя. Именно этот ответ мы ждали все эти годы. Я здесь для того, чтобы задать тебе вопрос: что произошло?

Марнесс прикрывает рукой правый глаз и морщится. Попытка не удаётся.

— Там пусто. Ты недостаточно далеко отправила меня в прошлое, в голове по-прежнему та стена. Я помню, почему существует вопрос, но я не помню ответа. Надо ещё.

Уилер протирает ему руку и вкалывает ещё десять лет[1].

После того, как начинает действовать вторая доза X, Марнесс кажется другим человеком. На лице снова появляются морщины, на конечностях отрастает мышечная масса, но Уилер не сразу понимает, почему это происходит: она только что заставила его пересечь границу между кабинетным агентом и агентом полевым. Марнесс ушёл в прошлое немного дальше руководящей должности, на которой проблемы решались с помощью правильно выбранных слов, ушёл туда, где он выживал за счёт физподготовки, внимательности к ситуации и практического опыта.

В первый раз за множество лет Марнесс поднимается на ноги. Он оглядывается вокруг, смотрит на мирное золотистое озеро, на небо и на саму лодку. И остаётся стоять. Он разглаживает больничную робу; ему кажется, сейчас был бы уместен свитер и что-нибудь для рыбной ловли. Он запускает руку в свои новые старые волосы. Бакенбарды снова отросли.

— Поначалу мы не были Фондом, — произносит он. — Первый отдел антимеметики был проектом армии США. Его пустили в работу одновременно с проектом «Манхэттен» во время Второй Мировой. Мы звали себя «Немыслимые».

— Началось всё с эксперимента в области усовершенствованной пропаганды. Целью эксперимента было преодолеть физический конфликт и отыскать способ нарушить работу идеологической машины, уничтожить саму идею нацизма. За два года было собрано достаточно теоретических построений, чтобы свести задачу к инженерной. Ещё через два года и для инженерной задачи нашлось решение, и мы построили весьма особенную бомбу.

— К сожалению, мы не понимали, что мы построили. Тогда у нас не было мнестиков, не было экранирования для защиты. Мы не понимали, на сколько шагов вперёд нужно планировать, когда работаешь с такой технологией.

— Нас зациклило. Как по учебнику. Мы собрали немыслимую бомбу, мы взорвали её… и она сработала идеально. Бомба уничтожила себя, стёрла свой успешный подрыв и разровняла все знания, которые были собраны для её постройки. Мы забыли, что вообще собирали бомбу, и начали заново.

— Стоит отдать нам должное, мы довольно быстро догадались, что же могло случиться. Наша работа отстала на четыре года, и объяснить это было никак нельзя. Но к тому времени, когда мы снова сложили головоломку воедино, война почти закончилась. Фашистов победили конвенционным оружием, а японцев сломили первые ядерные бомбардировки. Так что мы собрали вторую антимеметическую бомбу, а затем сидели на ней, как собака на сене.

Мэрион Уилер берёт долгую паузу.

— Армия США, — произносит она с сомнением в голосе, — вела секретный проект по разработке антимеметического оружия ещё в сороковых.

— Ещё б мы не вели, — отвечает Марнесс не очень-то скромным тоном.

— И конечно, на свете нет ни души, кто бы мог это подтвердить.

— Верно, — улыбается Марнесс так, как не улыбался уже не один десяток лет. — Можешь только поверить мне на слово. Миленько, правда? Но всё же ты меня воскресила именно ради этого, так? Чтобы послушать старую добрую военную байку. Господи, как мне не хватало профессиональных бесед.

— Я воскресила тебя потому, что мне нужен ответ на один весьма конкретный вопрос, — перебивает Уилер. — Хотя, как я погляжу, ты уже дал своего рода ответ. Бомба и была тем средством, так? Старый отдел антимеметики…

— «Немыслимые».

— …Каким-то образом себя взорвал.

— Взорвал, — отзывается Марнесс.

— По контексту, — продолжает Уилер, — могу предположить, что на этот раз они знают, что делают. Могу предположить, что это не было случайностью.

— Не было, — отвечает Марнесс.

* * *