Отдел антимеметики

Как выяснилось, Мэрион Уилер — руководитель отдела по антимеметике. И новый начальник Кима.

— Я хочу сказать, что мне тупо повезло, — говорит Ким. — В смысле, когда я швырнул телефон, это было на уровне инстинктов, мышечной памяти. Я первый день на этой работе, и мне чертовски повезло. …Вот что я хочу сказать, но сижу тут, прокручиваю эти фразы в голове — они ведь неверны все до одной, так?

Уилер молчит и выжидает.

— Вы ведь мне не новый начальник, — говорит Ким. — Вы мне просто начальник. И я здесь вовсе не первый день работаю. Должно быть, я уже… ну, с десяток лет проработал, верно? По-моему, я профессионально занимался исследованиям в области антимеметики с середины нулевых. Просто Грэй первым делом поглотил память обо всём, что было после первого дня. И даже тогда…

— В том, что произошло сегодня, я вижу крайне мало везения, — отвечает Уилер. — Инстинкты и мышечная память — просто более глубокий вид тренировки. Как я и сказала, некоторый профессионализм. Умение снова собрать свою жизнь и все былые знания воедино, быстрее, чем кто-либо другой. Именно это мы в вас вдалбливаем. К счастью, иногда уроки проходят не зря.

— И даже такой разговор у нас не впервые, — продолжает Ким. — Были и другие инциденты. С другими объектами, которые стирают воспоминания. Вам уже доводилось сидеть и смотреть, как я собираю себя по кусочкам.

— И мне пока не надоело, — признаётся Уилер с выражением лица, которое с большой натяжкой можно счесть ехидным.

— Как долго у меня обычно занимает восстановление?

— Несколько месяцев, — отвечает Уилер. — Но если начистоту, в этом отделе люди уже в первый день — такие же профессионалы, как и в любой другой. Либо ты эту работу начинаешь на всех парах, либо не начинаешь вовсе. Дальше — просто подгонка и подстройка.

— То есть, вы хотите сказать, что состояние моего рассудка вам не важно, и нужно, чтобы я немедленно вернулся к работе, — заявляет Ким.

Уилер кивает.

— Для начала мне нужна актуальная запись по объекту. Вычисли характер охоты Грэя и то, как ты его одолел. Выясни, что он делал с трупами — сжигал, аннигилировал или просто оставлял гнить так, чтобы их никто никогда не заметил. К тому времени, когда он вернётся, мне нужны меры противодействия.

— Он не умер? А, стоп, — говорит Ким. — По-моему, это я знаю. Вспоминается. «Идеи не умирают».

Ты незабываем, иначе и не скажешь

— Эл, всё готово.

Лин Марнесс уже разменял десятый десяток лет, и уже лет десять ему не доводилось прямо стоять на ногах. В былые годы он был человеком-громадиной, двухметровым, боксёрского телосложения. Мало было на свете таких людей, кто мог бы посмотреть ему прямо в лицо, а тех, кто мог бы при этом отказать — и того менее. Всё это богатство за годы подточила болезнь. Он чувствует, словно живёт на дне глубокой ванны, окружённый скользкими стенами, на которые невозможно залезть, и никто из тех, кто смотрит на него сверху, не в силах помочь ему, не в силах протянуть руку. Последние несколько месяцев он лежал, свернувшись, на своей постели, до срока приобретая трупный цвет. Было бы терпимо, если бы он лишился рассудка, но он помнит, кем был раньше: вожаком, надеждой и опорой. Раньше он мог повернуть к лучшему ход катастрофических событий, мог добиться справедливости. Раньше он защищал людей.

— Эл. Можешь просыпаться.

Но сейчас в его редких, бесцветных волосах гуляет ветер, а с неба падают лучи Солнца, жар которых наполняет его тело, словно тонизирующий напиток. Он на свежем воздухе; слишком много времени прошло с тех пор, как ему доводилось выходить на свежий воздух. Открыв глаза, он видит озеро. Знакомое озеро в северо-западном краю, куда он раньше ездил каждое лето, не беря никого с собой. Он на лодке — его собственной лодке — лежит на палубе, покрытой одеялом. В нескольких километрах позади от них стоит его домик у озера, и сейчас там никого нет.

Лучше и быть не может. Он и не знал, что в нём ещё остались силы на то, чтобы хотя бы выйти из больницы, не то что преодолеть такой путь. Но если бы пришлось выбирать место, где лучше уйти, то может статься, он выбрал бы именно это.

— Ты помнишь меня?

Марнесс глядит, и его глаза постепенно крепнут. Рядом с ним на палубе уселась женщина, вся внимание. Перед ней лежит крупный медицинский саквояж, набитый разными лекарствами. За её спиной на палубе лежит пиджак от костюма, рукава у женщины закатаны для работы. В данный момент она утилизирует использованный шприц.

Появляется смутное воспоминание, постепенно кристаллизуется. По сравнению с той, какой он её помнит, женщина стала в два раза старше и в два раза уверенней. Такую было бы сложно забыть. Он научил её всему, что… ну, всему, что помнил на тот момент. Он помнит её в роли полевого агента. Он помнит, как отправлял её в самое пекло немалое число раз.

— Мэрион.