— Помоги. Помоги мне. Я не вижу.
Нетвёрдой рукой он ищет ладонь Уилер. Она позволяет ему взять её руку и притянуть к себе. Свет не меркнет. Адам несколько секунд обнимает Уилер и она держит его в объятиях, пока ему не становится ясно, что SCP-4987 полностью ей подконтролен и всё это было сделано намеренно.
— Ты и вправду так поступишь? Это же ваш девиз Фонда, вот, значит, какая цена вашему «сохранить»? Ты и сама не понимаешь, что собираешься с собой сделать. Ты даже меня не знаешь.
— По-моему, знаю, — отвечает она.
— Ты будешь чувствовать это всю оставшуюся жизнь. Каждое утро будешь просыпаться с мерзким холодным ощущением в животе, на том месте, где когда-то была настоящая жизнь. И будешь гадать, почему так.
— Я выиграю эту войну, — отвечает ему Уилер. — Одолею вселенную. А потом вернусь и узнаю, почему.
Адам не отпускает её целую долгую, долгую секунду. Теперь и он слышит лай, и даже может смутно осознавать, что же это такое за горизонтом так всполошило SCP-4987. Та далёкая точка, переданный через вторые руки ускользающий образ её формы, — этого хватило, чтобы привести его в ужас.
Он не теряет веры. Он знает, как быстро Мэрион может сложить головоломку, сразиться с вселенной, которая лишена для неё смысла, вычленить истину. Он знает, что вселенная ей по зубам. Но внезапный укол дурного предчувствия под сердцем заставляет его произнести:
— А что если проиграешь?
Она целует его. Это поцелуй незнакомого человека, Адам совершенно его не узнаёт. В тревоге он разрывает поцелуй и произносит снова, на этот раз шёпотом:
— Что если проиграешь?
Уилер выходит из камеры содержания, одним движением захлопывает дверь и закрывает засов. От тяжкого удара металла о металл содрогается всё здание.
За дверью ждут люди. Гаусс, Джули Стилл и несколько других сверяют свои записи. На их лицах шокированный вид.
— Заполните ему легенду, — говорит она. — Он никогда не состоял в браке. Переселите его куда-нибудь, где я никогда его не найду, сожгите все улики, потом явитесь ко мне на хирургическое стирание памяти. Себя обработаю в последнюю очередь.
Гаусс выглядит так, словно готов возразить. Она утихомиривает его взглядом.
— Мой муж умер, — говорит она.
Новые напасти
В последней комнате — ещё одно скопление отделённых пальцев. Ими, словно внутренностями взорвавшегося слона, покрыты все стены. Часть раскинувшейся массы, словно плесень, на ощупь забирается в медицинский шкафчик, а остальное облепило силуэт, свернувшийся в позе эмбриона на каталке. Уилер открывает дверь, и масса резко реагирует на появившийся свет, вздымается вверх, тянет к нему свои части. Уилер отдёргивается и едва успевает захлопнуть дверь. К счастью, та открывается внутрь комнаты. С мясистым чавкающим звуком масса бьётся об дверь с той стороны, но дверь держится.
Уилер запинается о собственную ногу и сползает спиной по стене напротив двери. То, что лежало на каталке, было свернувшимся человеком. Ещё не трупом — живым человеком, чей единственный глаз был широко раскрыт, а тело медленно перерабатывалось на новые пальцы. Они росли у него из горла. Уилер этого не видел. Ему кажется, что он это видел, но он знает, что не мог.
Вот и всё. Уилер окидывает взглядом коридор. Какую бы дверь он ни попробовал открыть, она либо заперта, либо чем-то перекрыта. Этаж подземный, ни единого окна. Вентиляции, по которой можно было бы проползти, тоже нет.
В дальнем конце коридора раздаются ещё два выстрела. Оглушающий звук ещё несколько секунд гуляет эхом по замкнутому пространству. Хатчинсон на полном ходу выскакивает из-за угла с пистолетом в руке и в несколько шагов оказывается рядом с ним.
— Нашёл выход?
Бессмысленный вопрос. По выражению лица Уилера всё понятно. Ничего хорошего он не нашёл.
— Это место кишмя кишит, — отвечает Уилер. — Во всех комнатах, на всех лестницах. Это абсурд.
В дальнем конце коридора из-за угла тяжко вываливается основная масса. С такого расстояния она кажется подвижной грудой заплесневелого картофельного пюре, кишащей жирными личинками и весящей тонн восемь. Там есть пальцы рук, пальцы ног, проблёскивают маленькие зубы и кусочки костей. В массе два десятка пулевых отверстий, из них льётся кровь, но если у неё и есть жизненно важные органы, то они где-то в другом месте здания, потому что раны даже не замедляют её, не сбивают с методичного и неторопливого поиска. Запах у массы мощный, творчески отвратительный, как у концентрированных медицинских отходов.
— По-моему, спета наша песенка, — дрожащим голосом произносит Уилер. — Спасибо, что попробовала.
Хатчинсон же стоит на месте, опустив пистолет, и смотрит на подступающую массу. Та надвигается медленно, как асфальтовый каток, заполняя коридор почти до потолка.
У неё ещё два патрона, и она обдумывает, куда их лучше потратить. Стрелять в эту массу — всё равно что в холодец. Убила бы за гранату. Даже пожарный топор, и тот бы пригодился. Может и не остановила бы эту тварь, но хоть ушла бы не бесследно, с пожарным топором в руках. Заставила бы её