Отдел убийств: год на смертельных улицах

– Даю, – говорит Горди, само воплощение раздраженной скуки. – Пока мистер Полански читает, отмечу для протокола, что этот запрос, судя по переговорам советников и суда, ожидался с самого начала разбирательства.

Полански берет паузу еще на несколько минут, потом пытается ответить в том плане, что нынешняя версия событий мисс Хенсон не сильно расходится с предыдущими показаниями. Нельзя утверждать, что ее утверждения непоследовательны настолько, чтобы теперь вызывать ее свидетельницей, говорит он.

– Вы намерены вызвать ее свидетельницей защиты?

– Ну, не знаю, – отвечает Полански. – На данный момент гарантировать не могу, ваша честь.

– Потому что если намерены, то данный вопрос не имеет значения.

– Согласен, – говорит адвокат. – Думаю, велика вероятность, что я ее не вызову.

Тогда Горди оглашает свое решение: хотя Шэрон Хенсон врет, чтобы спасти своего мужчину, она даст показания против него. Так она выходит за кафедру после обеденного перерыва – и начинается спектакль, который длится дольше часа. Не будь на кону свобода человека, не сиди на галерее семья жертвы, мечтающая о возмездии, ее выступление в защиту любимого можно было бы считать комедией. Черное бархатное вечернее платье, шляпка-таблетка, меховой палантин – уже из-за одного внешнего вида трудно принимать ее показания всерьез. Понимая свою важную роль в драме, она дает присягу и скрещивает ножки за кафедрой, словно подражая роковым женщинам из всех фильмов-нуар категории «Б». Посмеиваются даже присяжные.

– Сколько вам лет, мэм? – спрашивает Доан.

– Двадцать пять.

– Вы знакомы с Робертом Фрейзером?

– Да.

– Вы видите его сегодня в зале суда?

– Да.

– Укажите на него, пожалуйста.

Она указывает на стол защиты, потом всего на миг робко улыбается подсудимому. Тот смотрит в ответ равнодушно.

Доан объясняет для коллегии, в каких отношениях состояла Шэрон Хенсон с Фрейзером, затем возвращает ее к ночи званого ужина и убийства. В показаниях Гарви и большому жюри Хенсон подтвердила: хотя она пила и употребляла наркотики, она все же однозначно помнит, что Фрейзер ушел поздно вечером и не возвращался до утра. Теперь она вспоминает что-то совсем другое.

– Вы все еще считаете себя подругой мистера Фрейзера? – спрашивает Доан.

– Мне обязательно отвечать?

– Да, – говорит Горди. – Отвечайте на поставленный вопрос.

– Да, считаю.

– И за время заключения мистера Фрейзера вы неоднократно навещали его в тюрьме, так?

– Да, навещала.

– Сколько раз вы его навещали?

– Три раза.

Доан продолжает заваливать вопросами, просит ее перечислить подарки от Фрейзера на День святого Валентина перед убийством. Затем резко перескакивает к револьверу 38-го калибра, который Фрейзер передал ей на хранение после убийства и забрал за четыре дня до того, как ее пришли опрашивать Гарви и Кинкейд.

– Попросив у вас оружие, он объяснил, зачем оно ему? – ровным голосом интересуется Доан.

– Да.

– Что он вам сказал, мэм?

– Что ко мне придет поговорить полиция, и он им уже сказал, что я храню для него пистолет.

– И? – спрашивает Доан, отрываясь от своих заметок.

Шэрон Хенсон возмущенно смотрит на прокурора, затем отвечает:

– Он не хотел, чтобы я отдала им пистолет, – говорит она, потом бросает извиняющийся взгляд на своего парня.

– Он сказал вам, что за пистолетом придет полиция. Но не хотел, чтобы вы его отдавали?

– Так я помню, да.

Пока что неплохо. Доан переходит к вечеринке. Просит назвать гостей и меню, а когда та ссылается на плохую память, напоминает, что они говорили на эту тему у него в кабинете всего десять дней назад.

– Тогда вы мне сказали, что у вас на столе были ветчина и сыр, листовая капуста, кукурузные початки, омар и вино?

– Да, – невозмутимо отвечает она.

Доан переводит разговор на события вечера: приход Фрейзера, его отъезд за омаром, его одежда.

– Что было на мистере Фрейзере?

– Бежевое.

– Бежевое?

– Бежевое, – повторяет она.

– Бежевые брюки?

– Ага.

– Бежевая рубашка?

– Ага.

– На нем был пиджак?

– Пальто, – говорит она.

– Какое? – спрашивает Доан.

– Бежевое.

– На нем было хоть что-нибудь не бежевое?

Присяжные смеются. Хенсон обжигает их взглядом.

– Шляпа? – спрашивает Доан.

– Кепка.

– С козырьком впереди? – уточняет Доан.

– Да, изогнутым, – кивает она.

Вдруг Ларри Доан начинает наседать на Хенсон. Достает ее показания детективам и большому жюри.

– Когда вы говорили с полицией, разве не сказали, что на нем была черная куртка до пояса?

– Я что-то говорила полиции, – отвечает она опасливо из-за смены тона Доана.

– Мэм, да или нет?

– Не помню.

– Не помните?

– Не помню.

– Вы помните, что назвали из одежды большому жюри?

– Протестую, ваша честь, – говорит Полански. Горди отклоняет.

– Да или нет? – спрашивает сам судья.

– Может, меня и спрашивали, – обиженно отвечает она. – Не помню.

И так еще полчаса: Доан читает протоколы, Шэрон Хенсон заявляет, что ничего не помнит.

– Правда ли, мэм, что в течение вечера вы поссорились с мистером Фрейзером?

– Да.

– И после этого он ушел из квартиры?

– Нет.

– Он не уходил из квартиры?

– Ушел минут на двадцать, да.

– А когда вернулся, что он сделал?

– Продолжил общаться с гостями.