Лэндсман его, конечно, поддержал. Не из-за большой веры в науку, а просто потому, что Пеллегрини – старший следователь. Это его убийство, это он разрабатывал подозреваемого десять месяцев. На взгляд Лэндсмана, тут и говорить не о чем: его детектив имеет право действовать так, как сочтет нужным.
Капитан тоже проголосовал в пользу предложения, и записка Пеллегрини поднималась от золотой ленточки к золотой до самого восьмого этажа, где встретила на удивление слабое сопротивление. Дело Латонии Уоллес больше любого другого в этом году стало для всего департамента настоящим крестовым походом, и, похоже, в этом редком случае начальники испытывали те же чувства, что и детективы.
Деньги выделили. С «Интерротеком» связались, назначили дату. И неделю назад, и вчера Пеллегрини посещал Рыбника на Уайтлок-стрит, напомнив подозреваемому, что с ним может понадобиться переговорить еще раз в пятницу, и намекнув, что его сотрудничество обязательно.
И вот они начинают.
– Вы понимаете, почему вы здесь, – говорит человек по другую сторону стола. Его слова тихие, но жесткие, а голос каким-то образом умудряется передать противоречивые эмоции в каждом слоге: здесь гнев и сочувствие, неисчерпаемое терпение и неистовый порыв.
По мнению Пеллегрини, Гленн Фостер обладает настоящим талантом к ведению допросов, и детектив со спокойной душой дает ему возглавить атаку. Фостера, вице-президента «Интерротека» и признанного эксперта в ремесле допроса, преподнесли Пеллегрини чуть ли не как панацею – мастера, который работал с полицией на восемнадцати уголовных расследованиях и давал результат каждый раз. Его приглашал Пентагон для щекотливых допросов в связи с безопасностью; его расхваливали на все лады опытные прокуроры и детективы, работавшие с «Интерротеком».
Помимо наемного сотрудника Пеллегрини может рассчитывать и на новый рычаг давления. Теперь у него есть смола и обугленные опилки – практически полное совпадение пятен на штанах девочки с мусором из сгоревшего магазина Рыбника на Уайтлок-стрит. Это улика, и она лучше тех, что были в первых двух допросах.
С другой стороны, попытка Пеллегрини назвать магазин единственным логичным источником следов горения оказалась тщетной. Компьютерная проверка вызовов на поджоги и пожары в Резервуар-Хилле за последние несколько лет, которую он запросил два месяца назад, выдала около сотни адресов. Теперь, спустя столько времени после убийства, у Пеллегрини не было никакой возможности исключить многие точки или хотя бы проверить, какие из сгоревших зданий оставались таковыми в феврале. Одни отремонтировали; другие годами стояли заброшенными; третьи – небольшие постройки или части построек, где на пожары никого не вызывали, – могли даже не попасть в распечатку. Нет, в этом допросе рычагом давления был только химический анализ и больше ничего. И все же правильный рычаг может перевернуть землю.
Когда запрос о проведении допросной экспертизы был одобрен, Пеллегрини дал себе зарок: если провалится и эта встреча, он наконец закроет папку, зная, что сделал все мыслимое и немыслимое. Сказал себе, что не будет повторных обвинений, что он оставит это сволочное дело в ящике стола и вернется в ротацию – в этот раз по-настоящему, – и будет трудиться над убийствами. Больше никаких Теодоров Джонсонов. Больше никаких Барни Ирли. Он сказал это и себе, и Лэндсману, но все же был настроен оптимистичнее, чем показывал: на самом деле ему не верилось, что этот финальный натиск на Рыбника ни к чему не приведет. С ними опытный мастер допроса – человек, который преподает криминологию в университетах и читает лекции в полицейских академиях по всему миру. У них есть химический анализ. И после стольких месяцев у них по-прежнему есть подозреваемый, который знал жертву, провалил проверку на детекторе лжи, не предоставил алиби, подходит под психологический профиль убийцы от ФБР, имеет историю сексуальных преступлений и явно готов терпеть жесткое и продолжительное расследование. В этот раз, верил Пеллегрини, они могут победить. Он может победить.
Пеллегрини со своего места слушает, как Фостер кружит, словно расчетливый хищник, и выискивает слабости.
– Слушайте меня, – говорит Фостер.
– Хм-м-м, – поднимает глаза Рыбник.
– Вы понимаете, почему вы здесь?
– Вы меня сюда привезли.
– Но вы понимаете, почему, так?
Рыбник молчит.
– Почему вы здесь? – спрашивает Фостер.
– Из-за девочки, – отвечает Рыбник, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Из-за девочки, – повторяет Фостер.
– Ну да, – говорит после паузы Рыбник.
– Назовите ее имя.
Рыбник смотрит через стол.
– Назовите ее имя.
– Ее имя? – спрашивает Рыбник, явно нервничая.
– Вы знаете ее имя.
– Латония, – торговец произносит имя так, словно это уже и есть признание. И с каждым ответом Пеллегрини чувствует, как Рыбник понемногу теряет контроль. А Фостер хорош, думает детектив. Чертовски хорош. Например, заставить назвать имя девочки: какая техника сможет лучше вытащить такого интроверта, как старый торговец, из панциря?