Отдел убийств: год на смертельных улицах

Фостер, родившийся и выросший в глубинке Библейского пояса[82], пришел в правоохранительные органы после службы баптистским проповедником – и это оставило след на его стиле и подаче. В один момент его голос мог быть грубым инструментом, полным обвинений, а в следующий – слабым шепотом, намекающий на извращенные секреты.

– Я скажу, почему я здесь, – говорит он Рыбнику. – Я здесь потому, что уже видел таких, как вы. Я таких знаю…

Рыбник слушает с любопытством.

– Я видел тысячу таких, как вы.

Пеллегрини наблюдает за подозреваемым, пытаясь считать язык его тела. Согласно теории «кинесического допроса», взгляд, направленный в стол или в пол – верный признак обмана, а сложенные на груди руки и откидывание на спинку стула намекают, что интроверт не желает подчиняться чужому контролю. Теперь все прочитанное, вся подготовка последних трех месяцев кажутся Пеллегрини актуальными как никогда – сейчас проверяется на практике вся наука разом.

– …а вы никогда не встречали таких, как я, – продолжает Фостер. – Нет, не встречали. Может, с вами уже разговаривали, но не так, как я. Я вас знаю, мистер…

Пеллегрини слушает, как старший специалист приступает к неустанному монологу, бесконечной тираде, в которой превращается из обычного смертного в невероятную фигуру всемогущего авторитета. Это стандартная прелюдия любого длительного допроса, начало монолога, в котором детектив утверждает миф о своем профессионализме. Балтиморские детективы обычно стараются заверить подозреваемого, что тот связался с реинкарнацией самого Элиота Несса[83] и что все, кому хватило глупости сидеть в этой комнате и врать в глаза детективу от бога, теперь считают дни в камере смертников. Но Пеллегрини кажется, что Фостер будто бы придает стандартной лекции драматическое напряжение.

– …я знаю о вас все…

Фостер хорош, да, но он – только одно орудие в арсенале. Оглядываясь в конференц-зале, Пеллегрини снова успокаивает себя, что бросил на последний допрос всю артиллерию.

Эту встречу, как и второй допрос Рыбника – февральский, в кабинете капитана, – тщательно срежиссировали. Снова перед подозреваемым лежат фотографии мертвой девочки. Но в этот раз Пеллегрини выложил все, что было в папке, – не только цветные снимки с места преступления, но и черно-белые, более крупного плана, с потолочной камеры на Пенн-стрит. Перед тем, кого он считает убийцей, находятся все издевательства над Латонией Уоллес до последнего: борозда на шее; тонкие и глубокие колотые раны; длинный рваный разрыв от потрошения. Фотографии были подобраны для максимального эффекта, хотя Пеллегрини знает, что такой жестокий психологический прием может сам по себе навредить любому признанию.

Выдать в допросной слишком много козырей – это риск для любого детектива, а в данном случае риск удваивается. Ведь потом адвокат может заявить не только то, что Рыбник признался лишь после потрясения ужасными фотографиями, но и то, что это не является независимым подтверждением. Ведь теперь в конференц-зале висит даже то, что детективы держали в секрете в феврале: странгуляционная борозда, разрыв вагины. Даже если Рыбник сломается и расскажет об убийстве девочки, нельзя доказать без обоснованного сомнения, что это чистосердечное признание – если только в нем не будет каких-то дополнительных деталей, которые могут быть независимо подтверждены.

Пеллегрини все это знает, но фотографии, тем не менее, приколоты к доскам, один глянцевый ужас за другим, обращенные прямо к торговцу, и каждая устрашающе взывает к его совести. Повторных допросов уже не будет, решил детектив, незачем приберегать последние тайны убийства.

В середине одной из досок Пеллегрини вывесил свои козыри. Первым идет химический анализ обугленных смолы и опилок со штанов девочки и из магазина Рыбника. Каждый образец представлен в виде гистограммы, и они удивительно похожи. Анализ, подготовленный трасологической лабораторией Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия (ATF), – очень кропотливая работа, причем дело было поручено опытному аналитику. Если Пеллегрини понадобится мгновенная экспертиза, то специалист ждет за дверью, готовый к бою. Как и Джей Лэндсман, и Тим Дури – старший прокурор из отдела насильственных преступлений, который оценит результаты допроса и примет окончательное решение, предъявлять обвинение или нет.

Над гистограммами Пеллегрини прикрепил синюю карту зонирования Резервуар-Хилла, где выделены желтым приблизительно сто зданий – места возгораний за прошедшие пять лет. Но только магазин Рыбника на Уайтлок-стрит отмечен темно-оранжевым. Карта во всех смыслях является ложью – обманом, который Пеллегрини может использовать, не опасаясь разоблачения. По правде говоря, он так и не смог вычеркнуть с карты подавляющее большинство желтых отметок; теоретически девочка могла испачкать штаны где угодно. И все же на этом допросе ничто другое правдой быть не может. На этом допросе Пеллегрини скажет Рыбнику, что химический анализ не оставил никаких сомнений: черные пятна на ее штанах – из темно-оранжевого квадратика на углу Уайтлок-стрит.