Их интерес к Рыбнику после обысков повысился: не только из-за провала на Ньюингтон-авеню, но и благодаря психологическому профилю убийцы Латонии Уоллес, подготовленному в Национальном центре анализа насильственных преступлений – поведенческом отделе ФБР. На следующий день после облав Рича Гарви и Боба Боумена отрядили в академию ФБР в Куантико, штат Вирджиния, чтобы передать материалы вскрытия и осмотра места преступления федеральным агентам, обученным психологическому профилированию.
В портрете вероятного подозреваемого имелась значительная деталь. Он был «ночным жителем, которому комфортнее в темноте… Преступник известен ребятам в окру́ге, среди взрослых считается странноватым, но вежливым с детьми. Следователи могли уже опросить преступника – либо он сам вмешивался в ход следствия… В большинстве случаев преступник следит за расследованием в прессе и старается создать себе алиби. Преступник, наверняка участвовавший в схожих преступлениях, не проявляет раскаяния из-за этого убийства, но обеспокоен, что его могут поймать».
Далее в анализе отмечалось, что «преступников такого типа трудно допрашивать, а со временем его воспоминания меняются, из-за чего он отстраняется от совершенного преступления. Возможно, он убил жертву вскоре после контакта с ней… В таком случае возможно, что жертва отреагировала на него не так, как он предполагал. Он не смог ее контролировать, и это привело к ее смерти. Возможно, изначально жертва чувствовала себя с преступником безопасно и комфортно, добровольно проследовала с ним в квартиру или здание».
Профиль говорил, что вероятному преступнику около пятидесяти, он, скорее всего, не женат и давно испытывает проблемы в отношениях: «По всей вероятности, преступник уже общался с маленькими девочками в округе. Мы не считаем убийство Латонии Уоллес делом рук стороннего лица».
Лэндсману и Пеллегрини казалось, что под профиль подходит Рыбник. Но без доказательств по существу оставалось только надавить на старика в очередном длинном допросе – вдруг выяснится что-нибудь новенькое. Вот почему, пока Лэндсман уехал домой, Эджертон и Пеллегрини все еще сидят в офисе: они планируют допоздна готовиться ко второй встрече с Рыбником, намеченной на выходные.
Но Лэндсман и на этот допрос смотрит без оптимизма. В анализе ФБР вдобавок говорилось, что особо жестокого сексуального преступника расколоть труднее всего. Такому не предложишь Выход, не умаслишь снижением наказания. Более того, само преступление чисто социопатическое: в разуме подозреваемого отсутствие раскаяния наверняка успело сплавиться с оправданиями. И все это на фоне того, что после одного допроса он уже ушел безнаказанным; теперь вторая попытка его не напугает. К тому же до сих пор не хватало места преступления и маломальской улики, чтобы связать подозреваемого с преступлением. У детективов были слухи, подозрения, ныне вот психологический профиль. Но без места убийства им нечего предъявить Рыбнику, нечем воздействовать на допросе.
Просто-таки сволочное дело, и Лэндсман снова спрашивает себя: что же мы проворонили? Лавируя в вечернем трафике Либерти-роуд, он прогоняет в мыслях две недели следствия. Каждый день с 4 февраля детективы бурей врывались в Резервуар-Хилл, опрашивали местных, осматривали гаражи и заброшенные квартиры в непрерывно растущем радиусе от Ньюингтон-авеню. С согласия жильцов был проведен поверхностный обыск в каждом из тринадцати жилых домов в северном ряду Ньюингтон, а также во многих домах на Кэллоу и Парк. Они проверяли алиби и жилье каждого подозреваемого из списка, составленного после опросов.
На одежде и вещах мертвой девочки все еще искали трасологические улики, но, за исключением черных пятен на штанах, ничего не предвещало прорыва. Голубую сумку вместе с содержимым отправили на лазерную дактилоскопию в лабораторию Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия, или ATF, расположенную в пятидесяти пяти километрах отсюда, в Роквилле, штат Мэриленд, – и там на библиотечных книгах обнаружили несколько скрытых отпечатков. Их загрузили в компьютер «Принтрак» на пятом этаже штаба, ищущем совпадения в базе данных всех, кого когда-либо арестовывали в Балтиморе.