– Я доверюсь тебе, Миррин, но с одним условием. Ты расскажешь мне обо всем, что натворил за моей спиной, пока расследовал убийство своего брата.
Глава 8. Чудеса и загадки
– Я вообще не понимаю, откуда у детей такая сила, – сказал Геррет, ковыряя ложкой нехитрый ужин. – Генасы начинают чувствовать стихию лет в десять, может, двенадцать. Если сильные, то пораньше на год или два. А тут…
Они разбили лагерь на открытой поляне без кустов и деревьев вокруг. Просто посреди чистого поля. Рядом не было даже ручья. По пути им встретился один, Ирма собрала из него побольше воды, которая теперь подтаивала огромной ледяной глыбой чуть в стороне. От ручья они ушли на такое расстояние, где девушка уже не чувствовала никаких потоков. Но, как подозревал Фаргрен, это не очень поможет, если они опять встретят полукровок.
Идти старались быстро и двигаться больше ночью, чем днем, останавливаясь только когда поднималось солнце. Спали до полудня, а потом вновь шли до самого рассвета. Если бы не Мильхэ, они бы не выдержали такой марш, смалывавший ноги в прах. Она делала что-то, отчего усталость отступала. Как тогда в Дубках. В итоге за три дня им удалось пройти путь, который должен был занять не меньше пяти дней.
Завтра предстояло подниматься в горы.
– Для подобного уровня надо учиться года три, если не четыре… – продолжал Геррет. – И откуда такая мощь? На полноценное развитие уходит десять-пятнадцать лет постоянных тренировок, и большинство генасов не становятся настолько сильными! Это противоречит всему мне известному, – сказал он, покосившись на Мильхэ. – Нам известному.
Геррет, наверное, хотел услышать и ее мнение, но ледяная ведьма молчала. С того самого вечера она не проронила ни слова. Или обвинения Фаргрена, или ее поступок, а точнее, и то и другое, пробили трещину внутри их маленькой компании. Не сказать, будто до этого они уже стали друзьями на всю жизнь, но несколько неудачных попыток умереть и сотни убитых Тварей за спиной обернулись в крепкое приятельство.
Уже остыв, Фар понял: не стоило говорить вот так сразу то, что он сказал. Нет, виноватым себя он не считал. Но теперь выяснить у ледяной ведьмы хоть что-то было просто невозможно.
– И пятеро таких мощных генасов за раз, – подал голос Рейт. – Я не встречал настолько сильных ферагенов.
– Да вы даже не представляете, насколько он сильный! – горячился Геррет. – Пустил направленную волну землетрясения с большого расстояния! Из тех, кого я знаю, никто на такое не способен. Заставить землю дрожать дальше, чем на три-четыре роста вокруг себя, мало кто может. Как ты расколола волну этого ферагена? – спросил он у Мильхэ, но та молча ела, ни на кого не глядя. – А еще я не понимаю, почему после землетрясения этот Шэквет очень слабо атаковал землей. – Геррет снова покосился на ледяную ведьму, будто намекая: если произошло нечто странное, то это дело ее рук.
– Иллигены тоже были мощные, – напомнил Лорин. – Ирма еле смогла удержать ребенка.
– Вот именно. А Ирма сильнее меня, – неожиданно для всех признался Геррет.
В ответ на это Рейт или Лорин должны были по обыкновению отпустить колкость, но они почему-то промолчали.
Фар посмотрел на Мильхэ.
Странно, но они до сих пор шли вместе. В то утро, после так не вовремя сказанных слов, ледяная ведьма молча открыла свой мешок, вытащила хранившееся у нее снаряжение заказчика и две пирамидки, положила все это на землю и пошла. На север. Она не собиралась возвращаться.
Все переглянулись и… Отправились следом.
Фаргрен – потому что тоже не собирался возвращаться, близнецы и Геррет – потому что… а почему бы и нет. Ирме было просто некуда деваться. Распихав выложенные припасы и пирамидки по мешкам, они быстро нагнали Мильхэ.
А потом обнаружили, что та намеревается идти еще и всю ночь. Ничего ледяная ведьма, конечно, не говорила, это уже потом троица безбашенных строила догадки, объяснявшие ее поведение. Версия имелась только одна: уйти от возможной погони и быстрее дойти до дольмена. У Фаргрена был еще вариант о завлечении их в ловушку, но он его не проговаривал. Потому что его и это не останавливало.
Время отдыха теперь приходилось делить на четверых: Ирму не ставили на часы по неопытности, а Мильхэ… А разве ее можно было оставлять на часах? Ей, понятное дело, уже не доверяли. Хотя Геррет пару раз язвил, что это еще вопрос, кто кому не доверяет. Так или иначе, ледяная ведьма оставалась в отряде, и их совместное задание продолжалось, склеенное хотя бы контрактными обязательствами. И клей был так себе, мягко говоря.
Поев, Мильхэ достала одеяло, собираясь отдохнуть. На этом марш-броске ей приходилось хуже всех. Делать для себя то, что она делала, чтобы другие не чувствовали усталости, ведьма, кажется, не могла. И дополнительных часов сна из-за отсутствия дежурства ей явно не хватало для отдыха.
Фаргрен вдруг подумал, что эти три дня Мильхэ не гладила его в волчьем обличье. Неожиданно стало тоскливо. Он подошел к ней и сел рядом.
– Можно поговорить?
– О чем? – прозвенели льдинки.