Отдых и восстановление (СИ)

Столяр, которому Ланс поручил подготовить доски для меня, отнёсся к поручению весьма серьёзно и дерево покрыл олифой в два слоя. «Для подвала же, а там сыро», — сказал он, не понимая, чем дура-девка недовольна. Дура-девка взяла перо, обмакнула заточенный конец в чернила и провела им по гладкой, маслянисто блестевшей поверхности. Чернила, ясное дело, тут же собрались мелкими капельками, в мыслях не имея ложиться ровной тонкой строчкой. Столяр поскрёб в лысеющем затылке и предложил вырезать руны в дереве, раз уж начертать их теперь не получится. Даже кого-нибудь из своих детей-внуков готов был для этого мне на помощь послать (не ради моих прекрасных глаз, ясное дело — я же на барона работала, а гневить его милость никто из его людей не хотел). Ну, или ещё столяр мог наготовить новых досок, чтобы я намалевала там чего мне надобно, а он потом уже заолифит всё разом — и дерево, и эти мои колдовские закорючки. Ланс выругался сквозь зубы: баронесса и без того была недовольна, что кладовые пустуют, в то время как провизия хранится где и как попало, рассованная чуть ли не по камерам в темнице. Я вздохнула, сказала ему, что новые стеллажи и лари он может устанавливать хоть сейчас, потому что мне они ничуть не помешают. А со столяра потребовала резец. Ну да, были у нас на рунах и такие занятия. Руны вообще частенько именно вырезаются, а не выписываются. Вот только делаю я это редко, рука у меня не набита, и сколько времени займёт такой способ…

Увы, да. На то, чтобы расписать рунами доски, ушёл весь следующий день, а не половина, как я рассчитывала. И это ещё столяр инструментов мне не дал, а привёл, как и обещал, своего внука. Мне нужно было только намалевать, что там требуется вы’резать, а всю работу выполнит мальчишка, который (тут дедушка, кажется, прихвастнул слегка) чуть ли не в семь лет матушке резную прялку смастерил. Я в сомнении посмотрела на даже не подростка ещё, однако очень быстро переменила своё мнение. Я расписывала доску свинцовым карандашом, а мальчишка вырезал руны по моим линиям так аккуратно, чётко и даже красиво, что я пошутила: «Да мне впору тебя помощником нанять». Он смолчал, только зыркнул исподлобья, но ясно было, что шуточка моя ему совсем не польстила. Ну, понятно: внуку в высшей степени приличного мастера становиться подручным ведьмы — ещё чего не хватало!

Впрочем, он действительно старался. То ли меня побаивался, то ли барона, то ли просто гордость настоящего ремесленника не позволяла ему испортить заказ. И тем не менее работать по дереву — это не просто чертить. Даже с внуком столяра получалось не очень быстро. Так что отец Вернон, заглянувший после обеда в библиотеку, только просмотрел мои цепочки, задал несколько на удивление толковых вопросов и пообещал прийти на следующее утро.

— Готовьтесь накладывать Тишину, если что, — с кривенькой, вымученной улыбкой сказала я. Я толком не выспалась, вообще не восстановилась (даже «ведьмины огни» зажечь смогла с откровенной натугой), и дивный бархатный баритон жреца не трогал меня, полубольную и оттого злую, как голодная мантикора, совершенно. Я даже ему слегка так нахамила. Во всяком случае, мне показалось, что это предложение наложить Тишину прозвучало как «если сумеешь».

— Не думаю, что в этом будет нужда, но если придётся — наложу, не сомневайтесь, — усмехнулся отец Вернон.

Мы какое-то время смотрели друг на друга в упор. Ни один, ясное дело, не желал уступать, и спас обоих от дурацкого противостояния сир Георг, пожаловавший в библиотеку, чтобы узнать, как продвигаются мои дела (мои, конечно, чьи же ещё?). Баронесса, видите ли, пожаловалась ему, что этот несносный сопляк-горожанин перевернул половину замка кверху дном, да так всё и бросил. А ей что прикажете делать, если некуда даже молоко поставить?

— Молоко вскипятить, остудить немного, кинуть туда сухарей, а пока оно заквашивается, я как раз закончу, — буркнула я. Кажется, права была Аларика, ворча про бестолковых хозяек замка. — Или в печке потомить — будет топлёное.

Мальчишка, в присутствии барона и жреца сидевший как мышонок под веником, на этих моих словах тихонько вздохнул. Наверное, нечасто ему перепадало топлёного молока — коричневого, жирного, густого…