Отдых и восстановление (СИ)

Душистая пена, стекая с волос и с кожи, сворачивалась серыми хлопьями. Вода стремительно теряла прозрачность, и Генрих, лениво потянувшись, выдернул пробку. Пока Людо обливал его чистой водой, он расслабленно смотрел на маленький, но злобный водоворот, уносящий с собой неделю походов по лесу, ночёвок на куче лапника и прочего времяпровождения, после которого приличные люди, стоя рядом с тобой, стараются дышать пореже и не слишком глубоко. Кожа горела, но ощущение чистоты было пронзительно-острым, словно он сменил её, кожу эту, на новую — свеженькую, гладенькую, как у младенца. Даже не верилось, проводя рукой по плечам, что это у взрослого мужика, отнюдь не просиживающего штаны у камина, может быть такая. Может, ему самому стоит разок помыть Амелию? Поорала бы, повозмущалась, но как поставил бы он её на колени лицом к стене и как прошёлся бы мочалкой по спине, по загривку, по заду, сдирая грязь, разминая затёкшие от шитья и от бесконечной чистки ягод и яблок мышцы… Может быть, согласилась бы хоть разок побыть «блудницей», отдающейся законному супругу без закатывающихся глазок и терпеливо-мученических гримас?

Спать хотелось всё равно, а у него был к Людо деловой разговор, поэтому он набрал ледяной, совсем не речной воды, бегущей из бронзовой трубы, в новенькое, ещё блестящее ведёрко и, встав в полный рост, разом вылил её на себя. Дыхание перехватило, зато сонливость тут же слетела, как и не было.

— Ты голодный или опять в трактире перекусил, пока Фил на тебя целый ворох сплетен вываливал? — спросил меж тем фаворит. Заботливый, огр его залюби, законной супруге бы так.

— Да так, погрыз каких-то хлебцев под кружку пива.

— А, — усмехнулся Людо, подавая ему полотенце, а вторым вытираясь сам, потому что и сам вымок, пока отмывал Генриха. — Собрать вытопившийся гусиный жир, прожарить в нём лук и чеснок, а потом накидать туда же позавчерашний хлеб, корки и горбушки… У Фила ничего не пропадает, хваткий мужичок.

— Можно подумать, у тебя что-то пропадает.

— Жена, например?

Генрих крякнул разом и смущённо, и досадливо. Ну, далась же Людо эта не в меру свободолюбивая дура! Давно пора плюнуть и забыть. Может, попросить тётушку Елену, чтобы нашла ему в Озёрном бесприданницу из хорошей семьи, образованную и воспитанную, и даже лучше не законную дочку вроде сиры Клементины (которая, понятно, будет драть нос перед каким-то кондитером), а чьего-нибудь бастарда, можно и непризнанного? Или признанную, но умную, отлично понимающую на каком она свете живёт, девушку вроде сиры Вероники.

Хотя… Сира Вероника отлично понимает, на каком она свете живёт, но что Волчья Пуща ей на хрен не сдалась, она чуть ли не прямо сказала. Повежливее, конечно, но посыл был именно такой. Посыл, ага. К огру в жопу. Как же бы уломать-то эту дурёху? Может, владение ей небольшое пожаловать? Если верить Ренате, Зима собиралась годам этак к сорока (если доживёт, конечно) купить себе клочок земли — но подальше и от Чёрного леса, и от Серого кряжа. Умом Генрих отлично чародейку понимал. И всё-таки очень хотел оставить её здесь под любым предлогом: очень уж полезные таланты имелись у сиры Вероники, ну вот совершенно не хотелось делиться такой умелой и знающей чародейкой с кем-то ещё.

Он обтёрся и влез в чапан, стоивший, наверное, как его броня — сверху крытый густо-синим атласом с золотистой вышивкой, а с подкладкой из такой мягкой и пушистой байки, что впору на пелёнки пускать. Кстати…

— Мне тут не так давно намекнули, — сказал он, затягивая пояс (не отказываться же от удобной и приятной телу одежды, потому что она слишком дорогая — всё равно люди уже потратились), — что я тебе слишком дорого обхожусь. Что эти твои посылочки моей матушке и детям-племянникам тебя, того гляди, без штанов оставят.

— Рената? — кисло спросил Людо, даже не задумавшись над тем, кто мог это сказать.

Генрих, не отвечая ни да, ни нет, только хмыкнул. Да уж, маги, все как один, скромны, застенчивы, молчаливы и исполнены трепета перед вышестоящими. Рената, кстати, и правда могла бы такое заявить ему, да не намёками, а в открытую. Но и сира Вероника тоже молчать не стала. Хотя сама бесится, когда в её дела лезут без спросу.

— В общем, — сказал Генрих, — разговор о деле, так что не здесь, ладно?