— Ну, — он сделал неопределённое движение кистью, — как посмотреть на тех, которые к сиру Матиасу понаехали, так вы прямо будто и не ведьма.
Я какое-то время переваривала сомнительный комплимент.
— А Росс? — спросила я.
— Так и не сестра-пустынница же ж, — возразил он. — Мужик хороший, не пьянь какая, опять же сира Генриха этот… фаворит, во. Никакой жених и слова против не скажет.
— Какой жених? — возопила я, окончательно просыпаясь.
— Не знаю, — признал трактирщик. — Кто болтает про сира Эммета младшего брата, кто про сира Хельмута из Мохового… вроде как сир Генрих с обоими говорил, и оба согласные жениться.
Я пристально вгляделась в маленькие хитрые глазки, надеясь рассмотреть в них насмешку и убедиться, что усатый гад просто развлекается, дразня меня. Но он, кажется, был вполне серьёзен. М-да… Давненько не жила я подолгу в таких мелких, тесных дырах. Отвыкла уже и от форта, и от родного Засолья. Меня, оказывается, наследник баронства уже замуж выдаёт и всему этому баронству уже имена возможных женихов известны, одна я ничего не знаю. И то ли злиться, то ли нервно ржать, но уж точно не плакать над этой бредовой ситуацией. Так и захотелось запустить какой-нибудь совсем уж дикий и нелепый слух.
Я поманила трактирщика пальцем, и когда он заинтригованно перегнулся ко мне через стойку, вполголоса проговорила:
— На самом деле я хотела Отто взять консортом. Чтобы ребёнок точно был стихийным магом. Чем я хуже Алекса Шторма? Я тоже хочу династию сеньоров-магов вроде камышинских.
Усач озадаченно похлопал глазами, потом уважительно протянул:
— А, вона чего. Ну, нам тут такие точно не помешают. О, а вон и ихняя чародейская милость, долго жить будет.
— Это вряд ли, — буркнул Отто. Выглядел он то ли больным, то ли замотанным и не успевшим ни отдохнуть, ни хотя бы толком выспаться: осень, вспомнила я. Опасное время. — Здравствуй, Вероника. Спасибо, что привезла пирожных. Я что-то должен Россу? Тут больше, чем я заказывал.
— Нет, он попросил положить парочку и от него тоже. И там ещё печенье на дне корзинки, чтобы не только сире Фриде гостинцев принести.
Он кивнул, трактирщик тоже покивал и с самым почтительным видом выставил на стойку бутылку наливки.
— Вы уж там от нашего семейства тоже поклонитесь, ладно? Эх, золотая была женщина, хоть и ведьма. Иным бы и жрицам не грех у такой поучиться.
— Это точно, — не сговариваясь, дружно проворчали мы с Отто.
Отто забрал бутылку и корзинку, я опять накинула плащ и взяла посох, и мы пошли на кладбище.
— Мне её дочери тоже предлагали ехать с ними, — сказал Отто.
Мы с ним рассыпали печенье и разложили пирожные, которые я привезла от Людо, на гранитной плите с довольно длинным столбцом имён. Наставница Отто значилась в этом списке третьей — после двоих, надо думать, местных благородных сеньоров. Её членство в Ковене боевых магов упомянуто не было, и я этому не удивилась: если сир Генрих и правда грозил пожаловаться его святости на самодурство вздорной старухи, та просто не могла не потребовать каких-то ответных уступок в ответ на разрешение похоронить ведьму в освящённой земле. Видимо, это и стало компромиссом между будущим бароном и старшей жрицей: богомерзкую колдунью хоронят вместе с остальными защитниками переправы, но её мажеские звания и регалии никак не упоминаются. Сира Фрида из Плотовиков, сестра сира Оскара — и всё. Словно обычная наёмница из благородных бесприданниц вроде её бывшей напарницы.
— Ты мог требовать оплаты экзамена в академии, — заметила я, облизав липкие после пирожных пальцы. Это не помогло, и я призвала пару сосулек: одну себе, одну для Отто, у которого вряд ли были силы даже на мелкое бытовое колдовство. — Получил бы свидетельство о владении необходимым минимумом навыков — уж на него-то Ледышка тебя наверняка обучила.
— Да, Селеста об этом говорила, — согласился Отто, погоняв сосульку между ладонями, как обмылок. — Это дочь маркиза, — пояснил он. — Они обе звали меня с собой, но Селеста сказала, что на востоке я точно не приживусь, а ей не помешает толковый ассистент.
— А ты не хотел уезжать отсюда?
— Я же у неё до старости в ассистентах и проходил бы, — сказал он с натянутым смешком. — А я уже, знаешь ли, привык быть его милостью боевым магиком господина барона. И вообще… Я тут каждый пень в окрестных лесах с детства знаю. А ещё могу нос рукавом вытереть, могу… да вон хоть допиться до беспамятства, и никто слова худого не скажет, если причина напиться того стоила. Вот как смерть наставницы, — и он кивнул на гранитную плиту, красиво облепленную первыми золотыми листьями и усыпанную не менее красивыми розовато-бежевыми меренгами в цветной мармеладной крошке. — А в подручных у дочки маркиза и просто известной магессы Селесты из Морозной башни вечно приходилось бы за каждым словом и взглядом следить. Куда уж подпаску в таких кругах вращаться, — усмехнулся он. — В конце-то концов даже матушка сиры Селесты выбрала нашу глухомань, чтобы жить и умереть здесь, а я ведь её ученик.