Отечественная война 1812 года глазами современников

Русский дворянин, помещик сельца Якутино, Михаил Алексеевич Избединов и супруга его Александра Ильинична не продали нам ничего, а прислали в подарок всего для пищи, даже чего мы и не велели покупать, весьма щедрою рукою. Справедливость требовала с нашей стороны ехать и благодарить не знакомых никому из нас хлебодаров. Трое из нас исполнили сей долг.

Мы были приняты и угощены наилучшим образом. После завтрака почтенная хозяйка извинялась, что не приглашает нас обедать, говоря, что у них большая часть экипажей отправлена и они сами чрез час едут в Москву. Слеза, сверкнувшая в глазах ее при сих словах, дала нам почувствовать, что они спешат в столицу не для веселья. Один из нас сказал ей: «Все силы вражия идут, сударыня, чаятельно, к Москве; у вас в доме, кажется, быть дóлжно поспокойнее и повеселее». — «Всякую зиму, — отвечала она, — для удовольствия жили мы в Москве, а теперь едем, чтоб определить в военную службу нашего сына. Больно с ним расставаться: он у нас один; от роду ему только шестнадцать лет и еще не кончил наук; но теперь такое время, что каждому дворянину дóлжно служить, да и он нам не дает покою и ежедневно мучит нас просьбами отпустить его на службу, и так мы решились».

Наконец почтенные супруги спрашивают у нас, какое наше намерение и куда мы едем. «Едем мы, — был наш ответ, — сами не знаем, куда; а намерение наше — отыскать где-нибудь подешевле угол, который защитил бы нас с малыми детьми от суровости воздуха; нас, дворян, двадцать три человека, слуг с нами пятьдесят восемь да лошадей девяносто. Мы же выехали кое-как, и в деньгах у нас скоро может появиться недостаток по дороговизне жизненных припасов; во всю нашу дорогу, даже и здесь, мы не купили сена дешевле 80 копеек пуд, а овса — по семи рублей четверть».

Супруги, взглянув друг на друга, предлагают нам свой дом и убедительнейшим образом просят нас жить в Якутино. «Что ж касается до сена, — присовокупил почтенный помещик, — взгляните: перед окнами шесть стогов, и ни единого нет меньше двух тысяч пудов, а по другую сторону дома еще больше; овса же и прочего хлеба у нас также вдоволь. Всем нас Господь благословил: употребляйте все и живите в Якутино, как в собственном вашем доме».

С чувствительнейшею благодарностью приняли мы одолжение сих, никому из нас дотоле не знакомых благодетелей, и просили их назначить цену необходимо нам нужной провизии. «Какая цена, милостивые государи! Вы сами сказали, что вы деньгами не богаты, а мы, благодаря Бога, о сю пору в них нужды не имеем». Долго мы в этом деле не соглашались; наконец принуждены были сказать, что мы еще богатее тех, которые после нас приехать могут из разоренной нашей губернии, и что мы за грех почитаем брать то даром, что можем еще купить. «Ничуть не даром, — возразили нам. — Мы предлагаем вам наше пособие; вы, возвратясь восвояси, со временем доставите нам деньги за забранное вами».

Наш ответ был: «С чувством искренней благодарности приемлем позволение жить в вашем доме; но что касается до припасов, мы станем их покупать у ваших соседей». Сии последние слова решили все дело. Благодетели человечества обещались оставить реестр ценам и, прощаясь с нами, вторично просили в тот же день занять их дом.

По приезде нашем к товарищам в деревню, отстоящую от Якутино меньше двух верст, нашли мы добрый обед по милости наших благодетелей. Мы не успели отобедать, как явился управитель, извещая нас, что его господа уже уехали и он прислан просить нас, чтоб мы сего же дня переехали в дом, куда ему самому велено проводить нас.

По прибытии в дом хотели мы занять половину оного, которая была простее меблирована и довольно велика для помещения всех нас; но управитель стал убедительно просить нас, чтоб мы заняли все комнаты и не подвергали его гневу господ: «Они-де, батюшки, подумают, что я как-нибудь огорчил вас приемом». Наконец сильными и неоспоримыми доводами принудил он нас согласиться.

Расхаживая по комнатам, чистым и хорошо убранным, находим в одной раскрытое фортепиано, а на нем — развернутые ноты с надписью: «Утешение несчастных, для Марфы Львовны Гедеоновой». Сия десятилетняя девочка, родная племянница моя, воспитываемая моей женою, училась петь и играть на сем инструменте. Благодетели наши никогда ее не видали, но из разговоров со мною узнали о ней и сделали нам сию приятную нечаянность! Истинные друзья человечества изыскивают все средства облегчить судьбу страждущих!