Отечественная война 1812 года глазами современников

Через несколько минут я возвращался домой по тротуару вдоль церковной ограды Никиты Мученика, где было совсем темно, как я увидал человека, вооруженного палкой, который подкрадывался ко мне. «Разве ты не видишь, что это наш давний знакомый!» — услыхал я, и человек остановился. К счастью моему, товарищ узнал меня по светлому моему сюртуку орехового цвета, который резко отличался в темноте. Этот благородный цвет мне, может быть, спас жизнь, между тем как красный жилет был причиною смерти одного молодого человека, несчастную кончину которого я расскажу сейчас.

Следующий день прошел спокойно. Только к вечеру мы увидали клубы дыма, поднимавшегося из-за конюшен князя. Я немедленно отправился на место пожара и просил княжескую прислугу помочь мне в тушении этого зародыша пожара; но никто не двинулся. Я потребовал шест; наконец, мне сделали милость — принесли предлинный шест, которым мне удалось сбросить на землю горевшие доски. Таким образом, я отделял дом князя от опасного сообщения.

Довольный, что мое предприятие удалось, я вернулся домой. Мы располагались очень мирно разговаривать, когда я услышал голос моей падчерицы <Леонтины>: «Посмотрите, папа, дом князя горит!»

Я побежал в залу и увидал правильную иллюминацию; все оконные рамы, без исключения, горели. Дом князя был каменный, кроме полов, которые еще не успели загореться; я понял, что княжеской прислуге велено было поджечь, поэтому они отказались помочь мне. Но от кого же исходил этот приказ? Этого я никогда не мог узнать, но я сделался осторожнее. Чтоб не быть застигнутым огнем врасплох во время сна моего семейства, я сторожил всю ночь, но, несмотря на мои предосторожности, на другой день в четыре часа пополудни загорелась конюшня. Нужно было вывести лошадей и экипажи. Так как пожар занялся со стороны выхода, приходилось выламывать заделанную дверь, выходящую в переулок. Все имущество отвезено было к соседнему дому, которому, впрочем, также угрожала опасность вскоре сделаться жертвою пламени.

Мы наложили на экипаж самые необходимые обыденные вещи и оставались посреди улицы, не зная, что предпринять. Сотня солдат шла в нашу сторону с барабанным боем. Они остановились и составили ружья в пирамиду. Прямо против нашего жилища стоял большой дом, окруженный двором и садом; двор защищен был с улицы решеткой, и у дверей ее стоял, беспечно прислонясь, молодой человек восемнадцати или двадцати лет, который, на свою беду, привлеченный, может быть, любопытством, услыхав барабанный бой, вышел за ворота. На нем был надет яркий красный жилет, следовательно, очень видный. Эта особенность обратила на него внимание пронырливого солдата, закричавшего: «Вот поджигатель!» Другие вторили ему: «Да, да, посмотрите, на нем пунцовый жилет! Он поджигатель, его следует расстрелять!»

Я старался унять их, доказывая им, что этому несчастному мальчику поручено стеречь господский дом, что он совершенно невинен в возводимом на него обвинении, но я нисколько не успел отвратить их от страшного намерения. Видя, что я не могу уговорить солдат, я обратился к офицерам, которые отвечали с невозмутимым хладнокровием: «Оставьте, сударь!» — смеясь над моей филантропией. «Но, господа, здесь есть женщины, молодые девушки, не допускайте преступлению совершиться под их глазами». — «Будьте покойны, — получил я в ответ. — Они ничего не увидят; мы его покончим штыками».

Два солдата схватили и повели его. Несчастный не понимал, что с ним хотели делать; он смотрел по сторонам в ошеломлении. Придя к горевшему дому, солдаты толкнули его в пламя и после нескольких ударов штыками покончили с несчастным двумя ружейными выстрелами. Моя падчерица, сидевшая на козлах кареты, воскликнула: «Ах! Мамаша, он упал; этот злосчастный красный жилет причинил смерть ему!»

…Мы должны были решаться на что-нибудь, потому что нам невозможно было провести ночь среди улицы, окруженными пламенем; и наконец мы спешили удалиться от этого зрелища бедствия. Мы пошли к Покровке. Налево мы увидали полусгоревший дом, в нижнем этаже которого уцелела квартира и казалась обитаемою. Я отправился к управляющему дома и умолял его дозволить мне с семейством проночевать тут. Этот добрый человек отпер нам все комнаты; велел постлать нам на полу постели и принес хлеба, груш, слив и вина. Эта скудная пища немного подкрепила нас, мы голодали с самого утра.

Господин Ториак и капитан Рульон провели ночь в коляске на большом дворе, куда собралась толпа народа, выгнанного пожаром из жилищ своих; мужчины, женщины, дети, старики — все это толпилось в беспорядке. Господин Рульон несколько раз принужден был обнажать свою шпагу, чтоб защитить наших лошадей от грабителей… Крики отчаяния бедных людей, у которых эти подлецы вырывали их последний кусок хлеба, стоны женщин в родах, плач детей сливались в концерт, способный потрясти самое бесчувственное сердце!