Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

«И далее картина, – вспоминает Зайцев. – Смоленский бульвар, какой-то склад или лабаз. Морозный день. Бердяев, Айхенвальд, я, Вяч. Иванов, Чулков, Гершензон, Жилкин и другие с салазками, на них пустые мешки. Кто с женами, кто с детьми. Кого заменяют домашние. В лабазе наш представитель, И.А. Матусевич, белый от муки, как мельник, самоотверженно распределяет «пайки» (пуд, полтора). Назад мы их везем на санках, тоже овеянные питательною сединою, по раскатам и ухабам бульвара – кто на Плющиху, кто к Сивцеву Вражку, кто в Чернышевский. Ну что ж, теперь две-три недели смело провертимся».

Вот чем обернулся Серебряный век, и вот в какие условия попали рафинированные эстеты-интеллигенты. Немудрено, что многие не выдержали такого тяжкого испытания и всеми правдами и неправдами покинули Россию. Уехала и семья Бориса Зайцева – 8 июня 1922 года – с визой на выезд за границу для поправки здоровья.

После некоторых скитаний (Германия, Италия) в конце концов Зайцев обосновался во Франции и о своем выборе никогда не жалел: «Живя вне родины, я могу вольно писать о том, что люблю в ней, – о своеобразном складе русской жизни… русских святых, монастырях, о замечательных писателях России».

Покинув Россию, Зайцев еще больше полюбил «Святую Русь», и в его произведениях резко повысилась религиозная доминанта. Ни на какие компромиссы с советской властью он не шел. Более того, «победа СССР в 1945 году, по словам Зинаиды Шаховской, – была для Зайцева не русской победой, так как не могла послужить возрождению России и освобождению ее народа, и всякое заигрывание или кокетничанье с советскими властями было для него неприемлемо».

В эмиграции Борис Зайцев много пишет, он – один из наиболее уважаемых писателей старшего поколения. 30 сентября 1928 года на белградском съезде русских ученых и писателей Борис Зайцев получил, вместе с Зинаидой Гиппиус и Куприным, из рук короля Югославии орден Св. Саввы (покровителя искусств) II степени.

Из творческого наследия зарубежного периода следует выделить воспоминания «Москва» (1939), «Далекое» (1965), роман «Золотой удар» (1926), автобиографические романы («Путешествие Глеба», «Тишина», «Юность», «Древо жизни»). Последний рассказ, «Река времени», был написан Зайцевым в 1964 году – Зайцеву шел 83-й год.

О своем житье-бытье во Франции Зайцев написал роман «Дом в Пасси» (1935). К юбилею крещения Руси Зайцев сотворил «Слово о Родине». В нем прозвучала мысль о целостности духовного облика России, не разрушенного ни «татарщиной», ни веками трудной и трагической истории. «Для русского человека в изгнании, – отмечал Борис Зайцев, – мировая слава России и сознание мировой значительности духа русского несет и еще оттенок защиты, укрытия в одиночестве и заброшенности. Даже больше – связи, соединения».

Слова Бориса Зайцева звучали всегда весомо и убедительно, и не случайно он в 1947 году был избран председателем Союза русских писателей и журналистов во Франции.

28 января 1972 года Борис Константинович скончался. 2 февраля – отпевание и похороны. Присутствовал весь культурный Париж. Гроб утопал в цветах…

Именно во Франции Борис Зайцев нашел свой излюбленный «град Китеж», и русские березки склонились на его могиле на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Несколько дополнений.

Борис Зайцев дружил с Буниным, но семья Зайцева отличалась от семьи Бунина. Как вспоминала Шаховская, «все тут было другое и даже обратное, чем у Буниных. Там вечно кипящий Иван Алексеевич, а Вера Николаевна образ безмятежности, – у Зайцевых тишина идет от писателя, а Вера Алексеевна вулкан, поток и знаток крепких русских выражений…»

Но когда Бунин, поддавшись эйфории после победы СССР над фашизмом, посетил советское посольство, – этого Зайцев простить Бунину не смог. «Не забывайте Россию, – заклинал Борис Зайцев. – Величие ее духовное храните… Страданиям, пережитым родиной вашей, поклонитесь. Мучеников ее не забывайте».

И последнее.

В 1964 году Борис Зайцев из Парижа прислал письмо Анне Ахматовой. Вот выдержки из него:

«Я вас встретил, Анна Андреевна, всего раз. Бог знает когда в 1913 году. Веселая ли вы были грешница, царскосельская ли насмешница, не знал – да и встреча была беглая, в Петербурге, в «Бродячей собаке»… Литературно я вас знал, но мало. Да и позже – не скажу, чтоб очень. «Четки» и другие книги. Все изящная дама.

Но вот грянуло. Ураган кровавый, дикий, все перевернувший. Правого и виноватого без разбору косивший. В нем они очищались, росли, достигли всей силы… Буря вас взрастила, углубила – подняла… Кто не знает, что такое – биться головой о стенку, тот не видал революции…

Вы ни в ссылке, ни в «Мертвом доме» не были, но около него стояли. Бились ли дома головой о стенку за близкого – не знаю. Но искры летели из сердца. Вы летели стихами, не за одну вас, а за всех страждущих, жен, сестер, матерей, с кем делили вы Голгофу тюремных стен, приговоров, казней… Вот о них, как о себе, вы и сказали похоже:

Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.