Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Увлечение идеей переустройства общества привело Замятина в ряды РСДРП, в революцию 1905 года и в одиночную камеру на Шпалерной (потом туда же он угодил в 1922 году, после победы революции). В «орден революционеров» Замятин пришел из среды «русских студентов, для которых бунт в ту пору был такой же священной традицией и непременной принадлежностью, как голубая студенческая фуражка». С одной стороны, традиция, а с другой – желание быть там, где труднее и опаснее. Характерное признание Замятина: «В те годы быть большевиком – значило идти по линии наибольшего сопротивления: и я был тогда большевиком…»

К октябрю 1917 года Замятин – уже крупный писатель. Его повесть «Уездное» стала произведением на уровне Гоголя и Салтыкова-Щедрина. В нем писатель правдиво, емко и колоритно изобразил темный и провинциальный быт России. Создал повесть-антижитие – процесс расчеловечивания Анфима Барыбы (слова, обращенные к нему: «Души-то, совести у тебя – ровно у курицы…»). Гротескное сравнение антигероя с воскресшей нелепой русской курганной бабой имеет у Замятина символический смысл.

После Октября 17-го Замятин много работает, преподает, пишет, превращает петроградский Дом искусства в «своего рода литературную академию», участвует во всех «затеях: издать классиков всех времен и всех народов, объединить всех деятелей всех искусств, дать в театре всю историю всего мира» – такие были тогда гиперболические идеи, такой был всемирный замах. Но было и другое. Приглядевшись к «огнеглазой революции», а точнее, к тому, что она принесла, Замятин напрочь от нее отвернулся. Строящаяся страна Утопия с каждым годом, с каждым месяцем, с каждым часом показывала свои отвратительные черты: насилие, уравниловку, обезличивание человека. Увидев это, Замятин содрогнулся и написал роман «Мы», предвосхитив утопии Оруэлла и Хаксли.

Роман «Мы» написан в форме дневника одного человека под нумером Д-503 в едином государстве «Мы», где этот конкретный нумер обречен на выбор между свободой и принудительным счастьем, между творческой фантазией и догмами единого правильного учения.

Роман «Мы» написан в 1920 году, но Замятин сумел заглянуть в 30-40-е и последующие тоталитарные годы, когда обезличенные люди, покорные «нумера» славят «Благодетеля»; когда быть счастливым означало лишь долг каждого по отношению к государству, когда все личное исчезало в сиянии «Единого Государства». В романе Замятина жизнь всего народа спланирована, централизована, и даже любовь подвергнута жесткой регламентации: лишь в определенно указанные дни гражданам выдавались «розовые талончики» на получение «сексуального продукта».

А самое главное – каждому творческому человеку предписана обязанность «составлять трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого государства».

Естественно, роман «Мы» напечатать в СССР не удалось. Он вышел в английском переводе в 1924 году, затем на чешском и французском языках. В рукописи роман ходил и по России. Власти не могли принять книгу Замятина. Возмутились и дали команду «фас!». После чего началась открытая и оголтелая травля писателя.

В травле Замятина даже Маяковский поучаствовал (цитирую, игнорируя лесенку):

Что пожелать вам, сэр Замятин?
Ваш труд заранее занятен.
Критиковать вас не берусь,
не нам судить занятье светское,
но просим помнить, славя Русь,
что Русь – уж десять лет! – советская.

В знаменитой статье «Я боюсь» (1921) Замятин писал:

«Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока не перестанут смотреть на демос российский как на ребенка, невинность которого надо оберегать. Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не менее старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима эта болезнь – я боюсь, что у русской литературы одно только будущее – ее прошлое».

Настоящую литературу, утверждал Замятин, делают не исполнительные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. Но заметим, у всех у них была незавидная судьба в годы советской власти: кому вышел расстрел, кому ссылка, кому немота.

После 1929 года Замятина перестали печатать. «По существу вина Замятина по отношению к советскому режиму заключалась в том, что он не бил в казенный барабан, не “равнялся” очертя голову, но продолжал самостоятельно мыслить и не считал нужным это скрывать», – отмечал близко знавший его художник Юрий Анненков.

Замятин защищался, но опять же никоим образом не теряя своего достоинства. Из письма к Сталину: «…Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой».

В письме председателю Совета Народных Комиссаров А.Н. Рыкову он писал: «В Англии я видел такое развлечение: негр из окна будочки высунул голову, все время вертит ею, а публика издали швыряет в эту голову мячами – по одному пенсу за мяч.