Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Скучно? А страшно – не хотите?!. «Палата № 6», – определил Чехов. «Желтый дом», – добавил Саша Черный в далеком 1908 году:

Петр Великий, Петр Великий!
Ты один виновней всех:
Для чего на Север дикий
Понесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников – морошка.
Холод, слизь, дожди и тьма – так и тянет из окошка
Брякнуть вниз на мостовую одичалой головой…
Негодую, негодую… Что же делать, боже мой?!

Каждый день по ложке керосина

Пьем отраву тусклых мелочей…
Под разврат бессмысленных речей
Человек тупеет, как скотина.

Есть парламент, нет? Бог весть,

Я не знаю. Черти знают.
Вот тоска – я знаю – есть,
И бессилье гнева есть…
Люди ноют, разлагаются, дичают,
А постылых дней не счесть.

Где наше – близкое, милое, кровное?

Где наше – свое, бесконечно любовное?
Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…
Об мостовую брякну
Ведь тянет, правда?

В Первую мировую войну Саша Черный познал тяготы и ужасы солдатчины. Он был отправлен в действующую армию и все три года не снимал солдатское сукно. Пацифист до мозга костей, он не мог привыкнуть к самоуничтожению людей. В отличие от Гумилева, Саша Черный не гордился, что «творишь великое дело войны». Он войну ненавидел.

В 1917 году Саша Черный слушал речи Керенского, Зиновьева, Александры Коллонтай. И сбежал вскорости в тихий Псков: «Новую послеоктябрьскую Россию я видел месяца четыре в Пскове и месяцев семь в Вильно». Этого ему вполне хватило. В памяти осталось:

Ветер дергал над Чекою
палку с красным кумачом.
На крыльце торчал китаец,
прислонясь к ружью плечом…

А далее эмиграция: Берлин – Рим – Париж. Переезжая с места на место, поэт вспоминал про «старенький, ненаглядный Псков».

В Берлине бросил самовар.
А в Риме – книги… Жизнь – могила.
Я ж не советский комиссар —
На перевозку не хватило!

О главном комиссаре – председателе Совнаркома Ленине – Саша Черный написал «Сентиментальный лубок» и противопоставил его восторженным воспоминаниям Горького о вожде:

Для далеких ликующих внуков,
Строя Нового дня ритуал,
Под разливы бетховенских звуков
По ночам он декреты писал.

Миллионы обрек он на казни —

Но ведь сам не рубил он мечом…
Только черный поклеп неприязни
Мог его называть палачом!..

О Ленине в 1924-м:

…А потом? А потом, как известно,
Наступили кремлевские дни:
Добрый вождь гениально и честно
Загасил все живые огни…

Итак, эмиграция. По выражению Осоргина, Саша Черный был одним из тех, кто имеет «две родины: родину духа оседлого, с облачными и дождливыми далями – Россию, и родину духа блуждающего – Италию, где в вечности Рима и в глубокой думе Флоренции, в этом чужом, – свое и родное найдет – если захочет – пытливый дух непоседы»

Он несколько раз посещал Италию и жил в ней. Саша Черный написал много итальянских стихов, одно из них – «Из Флоренции» (1910):

В старинном городе чужом и странно близком
Успокоение мечтой пленило ум.
Не думая о временном и низком,
По узким улицам плетешься наобум…

В картинных галереях – в вялом теле

Проснулись все мелодии чудес,
И у мадонн чужого Боттичелли,
Не веря, служишь столько тихих месс…

Перед Давидом Микеланджело так жутко

Следить, забыв века, в тревожной вере
За выраженьем сильного лица!

О, как привыкнуть вновь к туманным суткам,

К растлениям, самоубийствам и холере,
К болотному терпенью без конца…

Спустя 13 лет он написал горькое «Эмигрантское»: