Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Но Саша Черный был не только восторженным лириком, но и едким сатириком. Как отметил Пильский, «в этом тихом человеке жила огненная злоба». Добавим и мнение Корнея Чуковского: «А ненавидеть он умел мастерски».

Перед отъездом из Германии, буквально перед отходом поезда, Саша Черный сочинил ядовитые строки про немцев-обывателей:

…Кусаю усы
И кошусь на соседа-урода, —
Проклятый! Пьет пятую кружку!
Шея – как пушка,
Живот – как комод…
О-о-о!…

А что, в Петербурге было лучше, чем в Германии? По этому поводу Анна Ахматова однажды обронила: «Вы заметили, что с ними со всеми происходит в эмиграции? Саша Черный жил в Петербурге, хуже города на свете не было. Пошлость, мещанство, скука. Он уехал. И оказалось, что Петербург – это рай».

Россия жила в ожидании радикальных перемен. Революционное брожение в русском обществе достигло апогея. Все кипело и готово было взорваться. И – «От российской чепухи / Черепа слетают…» И это было золотое время для Саши Черного как сатирика: смута, разлад; эпоха, когда «люди разлагаются, дичают». 1908–1911 годы были звездным часом Саши Черного на страницах «Сатирикона». Как отмечал Корней Чуковский, «получив свежий номер журнала, читатель прежде всего искал в нем стихи Саши Черного. Не было такой курсистки, такого студента, такого врача, адвоката, учителя, инженера, которые не знали бы их наизусть».

Четыре нравственных урода —
Один шпион и три осла —
Назвались ради ремесла
«Союзом русского народа».

Или вопрос-крик: «Считать ли мне себя холопом / Иль сыном великой страны…»

Чины из газеты «Россия»,
Прошу вас, молю вас – скажите
(Надеюсь, что вы не глухие),
Во имя, во имя чего?!

Но власть не утруждала себя ответами. Как модно выражаться сегодня, она гнала свою пургу, ей выгодную и понятную…

Что будет? Опять соберутся Гучковы
И мелочи будут, скучая, жевать,
А мелочи будут сплетаться в оковы,
И их никому не прервать…

И что остается обычному человеку, обывателю? Картинки из ресторана:

«Эй, человек! скорей вина и ужин!»
Кокотка в красном дрогнула икрой.
«Мадам, присядьте… Я Москвой контужен!
Я одинок… О, будьте мне сестрой».
«Сестрой, женой иль тещей – чем угодно, —
На этот вечер я совсем свободна».

Он ей в глаза смотрел и плакал зло и пьяно:

«Ты не Царь-колокол? Не башня из Кремля?»
Она, смеясь, толкнула фортепьяно,
Мотнула шляпкой и сказала: «Тля!»
Потом он взял ее в гостиницу с собой,
И там она была ему сестрой.

А как жил Саша Черный до эмиграции в Петербурге? В каких условиях? В полутемной квартирке вместе с седоватой женой, как живут в номере дешевой гостиницы, откуда собираются завтра съехать. Кроме книг, в его комнате не было ни одной вещи, в которую он вложил бы хоть частицу души: шаткий стол, разнокалиберные гнутые стулья… С писателями он почти ни с кем не виделся, лишь изредка бывал у Куприна и Леонида Андреева. При посторонних все больше молчал, и в его молчании было что-то колючее, желчно, насмешливое и в то же время глубоко печальное, как отмечал в своих воспоминаниях Корней Чуковский.

Доминирующая тема Саши Черного – разоблачение пошлости быта, поглотившего бытие. Он замечал все: людские промахи, ошибки, заблуждения и особенно человеческую глупость и тупость – и жалил, как оса:

Каждый день выходят книги:
Драмы, повести, стихи,
Напомаженные миги
Из житейской чепухи.

Лично у Саши Черного было два желания. Первое:

Жить на вершине голой,
Писать простые сонеты…
И брать от людей из дола
Хлеб, вино и котлеты.

И второе желание:

Сжечь корабли и впереди, и сзади,
Лечь на кровать, не гляди ни на что,
Уснуть без снов и, любопытства ради,
Проснуться лет чрез сто.

Это было написано в 1909 году. Прошло более 100 лет. Вы проснулись и что увидели?

«Скучно жить на белом свете!» – это Гоголем открыто.
До него же – Соломоном, а сейчас – хотя бы мной.