В 1914 году Кругликова вернулась в Петроград, и парижская жизнь осталась только в воспоминаниях и рисунках…
Лично я не содержу салонов и не устраиваю приемов, но десертом готов угощать читателей. И что на десерт? Сатира и юмор. Десерт, приготовленный заранее.
6. Юмористы и сатирики
Всё человеческое грустно. Сокровенный источник юмора не радость, а горе. На небесах юмора нет.
Юмористам и сатирикам в изгнании было чуточку легче, чем их серьезным соотечественникам. Они могли отшутиться, отгородиться от эмигрантских проблем горькой шуткой, привычными колкостями в адрес судьбы и самих себя. Как это у них получалось? Попробуем кратко ответить, перебирая персональные досье, опять же строго по годам рождения.
Тэффи – любимая писательница Николая II
Старейшей из когорты пересмешников в эмиграции оказалась Тэффи
(1872, Петербург – 1952, Париж).Надежда Александровна Лохвицкая писала под псевдонимом Тэффи. Не будем касаться ее творчества до революции, достаточно сказать, что в дореволюционной России слава Тэффи была огромна. Даже царь Николай II на вопрос, кого из современных писателей ему хотелось бы читать больше всего, решительно ответил: «Никого, кроме ее. Одну Тэффи». В 1910 году вышли два тома «Юмористических рассказов». Одна лишь цитата из рассказа «Отпуск»:
«…Потом сели обедать. Ели серьезно и долго. Говорили о какой-то курице, которую ели где-то с какими-то грибами. Иван Петрович злился. Изредка пытался заводить разговор о театре, литературе, городских новостях. Ему отвечали вскользь и снова возвращались к знакомой курице…»
Тэффи издала много иронических и веселых сборников: «Карусель», «Дым без огня», «Семь огней» и т. д.
Эмиграция не сломала Тэффи, но избежать острой ностальгии по родине ей не удалось. В 1920 году Тэффи покинула Россию. В одном из последних эссе, написанных в Одессе, можно прочесть:
«Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата перерезывает дорогу жизни навсегда. Перешагнуть через нее нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать».
Тэффи и «побежала» – через Константинополь и в Париж. На корабле, поглядывая на бесконечные волны Черного моря, Тэффи написала стихотворение, которое потом Вертинский включил в свой репертуар:
Тэффи обосновалась в Париже и там оставалась любимицей всего русского зарубежья, неунывающей и веселой. Одно из объявлений о ее вечере 1929 года:
«Н.А. Тэффи расскажет о счастливой, вызывающей всеобщую зависть жизни русской эмиграции». Ей удавалось удивительное сопряжение серьезного и комического, трагедии и анекдота. Публика любила ее.
“Смейся!” – говорили мне читатели. “Смейся! Это принесет нам деньги”, – говорили мне издатели… – и я смеялась».
Но смех этот был сквозь слезы, и как-то Тэффи призналась: «Боялись смерти большевистской – и умерли смертью здесь… Вянет душа – душа, обращенная на восток. Думаем только о том, что теперь ТАМ. Интересуемся только тем, что приходит оттуда».
Хотя Тэффи называла эмигрантскую жизнь «загробной» и «жизнью над бездной», она все же скрывала свои печальные мысли и не лила горьких слез. Она продолжала острить и шутить, ибо, по выражению Зощенко, владела «тайной смеющихся слов».
Из воспоминаний Ирины Одоевцевой:
«Тэффи все же, как и полагается юмористке, была неврастенична, и даже очень неврастенична, хотя и старалась скрыть это. О себе и своих переживаниях она говорила редко и, по ее словам, “терпеть не могла интимничать”, ловко парируя шутками попытки “Залезть к ней в душу в калошах”.
– Почему в калошах? – удивленно спрашиваю я.
– Без калош не обойтись, – объясняет она. – Ведь душа-то моя насквозь промокла от невыплаканных слез, они все в ней остаются. Снаружи у меня смех, “великая сушь”, как было написано на старых барометрах, а внутри сплошное болото, не душа, а сплошное болото.
Я смеюсь. Но Тэффи даже не улыбается».
А как личная жизнь? С первым мужем, юристом Бунинским она разошлась в 28 лет, а далее поклонники, к которым она относилась весьма снисходительно.
– Надежда Александровна, ну как вы можете часами выслушивать глупейшие комплименты Н.Н.? Ведь он идиот! – возмущались ее друзья.