Отель «Калифорния»

— Лера… — побелевшими дрожащими губами пробормотала девушка, качнулась вперед, потом назад, закрыла на миг глаза, открыла. Снова замерла, кажется, даже дышала через раз. Просто смотрела, не издавая ни звука. Через минуты три судорожно сглотнула и несмело начала поднимать руки, чтобы, скорее всего, обнять сестру, но у Валерии на этот счет снова было свое мнение.

— Нет, дорогая, давай обойдемся без лицемерия, — не-балерина схватила меня за руку и втянула в номер, заставив сестру отойти.

— Валерия, может, я вас в холле подожду или в нашем номере? — пискнула, все еще надеясь улизнуть. Надежда сначала забилась в конвульсиях, стоило мне взглянуть в лицо мертвой, тащившей меня к дивану, а потом предательски сдохла, напоровшись на твердое: «Нет».

— Мне нужна поддержка, — поспешила пояснить девушка на мои вялые трепыхания.

Господи, я знаю, за что ты меня наказываешь, но это явный перебор.

Лера устроилась на диване, мне пришлось опуститься рядом, все еще ошарашенная Маргарет Мур сомнамбулой зашла в комнату, медленно опустилась на самый краешек кровати, скрестив на груди руки в защитном жесте. Тонкий халат почти полностью распахнулся, открывая идеальное тело и дорогое белье.

Холеная, красивая, но такая растерянная, что даже жалко.

— Лера, — повторила девушка, проглотив, как и в первый раз, «р».

— Лера, Лера, — скривилась Валерия, откинувшись на спинку дивана. — Хоть имя мое помнишь, уже неплохо. А это, — кивок в мою сторону почти небрежный, — Мара. Она… помогала тебя искать.

Я попыталась ободряюще улыбнуться, девушка напротив лишь моргнула.

«„Это провал“, — подумал Штирлиц».

— Лера, — снова пробормотала едва слышно живая, с любопытством и колоссальным напряжением рассматривая сестру.

Полный.

— Лера, Лера… Выяснили уже. Ты лучше скажи, разговаривать с тобой на каком?

— Русский, — дернула головой Мур. — Я понимаю, — акцент был настолько же ужасным, насколько прекрасной была сама Маргарет. — И говорю.

— Ну и отлично. Знаешь, зачем я здесь? Зачем искала тебя, почему пришла? — очень-очень сладко протянула мертвая. Настоящая балерина лишь драно головой дернула, побледнела. — Чтобы в глаза твои посмотреть, узнать, стыдно ли тебе, — и после паузы: — Стыдно, Маргаритка?

Девушка-цветочек ничего не ответила, лишь покраснела, вызвав этим самым улыбку у Валерии.

— Стыдно. Это хорошо, — мертвая вдруг поднялась на ноги, оправляя юбку. — Стыд полезен, говорят. Он, знаешь ли, очищает, — заходила по комнате, дробь каблуков заглушал толстый ковер. — Признайся, ты вспоминала обо мне? Хоть раз? Думала, что где-там у тебя есть сестра? Может быть, восьмого? В день рождения? Или на Новый Год? Рождество? Пасху? День Благодарения? Хэллоуин? Хотя бы в один из бесчисленного множества праздников?

— I… — попробовала вставить хоть слово Мур.

— Хоть в один гребаный празд…

— I do![27] — вскрикнула балерина.

Я вжалась в спинку дивана от этого вскрика, опустила голову, закрыла глаза.

Как я все это ненавижу.

— Пиздишь! — рыкнула Лера. — И даже не краснеешь, балерина, мать твою!

На несколько секунд в комнате повисла почти оглушительная тишина. Давящая, гулкая, громкая. Очень хотелось уйти. Встать и уйти, но я не могла. Валерия попросила остаться, и… мне ничего не оставалось. Я — хозяйка «Калифорнии», я обязана защищать интересы своих постояльцев в мире живых, каких бы аспектов это ни касалось.

Аминь.

— What should I do?![28] — вдруг истерично взвизгнула Мур. — Что могла? They took me away.[29] Дэвид и Джорджия. Увезли из этого… этого… doss house![30]I didn' t…

— Да пошла ты, систер, — прошипела Валерия. — Я скажу, что ты могла: письмо, — призрак склонила голову набок, стояла почти вплотную к балерине, одной своей позой подавляя и угнетая. А лицо оставалось почти дьявольски спокойным, хотя ее злость я горечью касторки ощущала на языке. — Одно долбанное письмо. Раз в месяц, в полгода, год. Мне было бы достаточно! Мне бы хватило! Но ты даже этого не соизволила! Сука, как сукой была с самого рождения, так и осталась! А я на брюхе из того гадюшника выбиралась, волновалась о тебе! Как последняя идиотка газет начиталась и думала, что тебя на органы пустили! Искала! Я! Тебя! Искала! Знаешь, через что пройти пришлось, кем стать, под скольких лечь, чтобы после девяностых…

— That' s why I never write you, never call, never wanna see you again![31] — взбеленилась Маргарет. — Чтобы в это болото не возвращаться, чтобы такой как ты не стать, как все здесь, in this cursed country![32]

Мне вдруг как-то меланхолично подумалось: в чем виновата Родина-мать. Но вслух озвучить вопрос я не посчитала нужным. Ну его к черту, лезть в это дерьмо.

А сестры распалялись все больше.

— А ты думаешь, ты лучше, что ли? Чистенькая, аккуратненькая… Дрянь ты, Маргаритка. Дрянь и сука, — прозвучало очень устало. — А я дура, наивная и безмозглая. И знаешь, я очень надеюсь, что ты однажды…

— Что «однажды»? Will understand?[33]Покаюсь? Прибегу к тебе? Да на хрена ты мне нужна?

О, кто-то вспомнил родной язык.

— У меня своя жизнь, свои проблемы, свои заботы. Ты. Мне. Чужая.