Отель на краю ночи

– Считай, что я тоже никуда не прыгала.

– Кстати, ты забыла рассчитаться за виски.

– Да? Сейчас. Черт, сумочку забыла на съемках, – пыталась она найти сумку поблизости.

– Ничего страшного. Потом занесете. Сходите домой.

– Дома тоже нет. Ни денег, ни кошки, но в зале полно бывших. Сейчас выберем самого щедрого.

– Видишь, за тем крайним столом, это Вася, как же он был ревнив, все люди ревнивы, но некоторых от этого плющит. Потом плющ повсюду, ходишь и спотыкаешься. Если бы ты видел эти сцены.

– Уже вижу: «Мне много не надо, мне надо с собой». Хотя ревность тоже чувство. Иное чувство рождается именно из ревности. Не знаю, было ли у вас такое? Знаете, когда в детстве влюбляешься в какую-нибудь актрису, начинаешь интересоваться ее личной жизнью, читать о ней, о ее мужьях и интрижках и только потом понимаешь, что ревнуешь жутко ее ко всем.

– Чего у меня только не было. Не было – это про меня. Мама оградила меня от всяких любовных приключений. Вася был, и Васи не было. Я даже не помню цвета его глаз.

– Уже мутные, – рассмеялся парень.

– Это Гена, он актер.

– Театр начинается с вешалки или искусство требует жертв?

– Красота требует жертв.

– Нет, красота требует денег.

– То есть у бедных шансов нет?

– Нет, не то чтобы он мне не нравился. Но когда мне все время приходится платить за свой кофе, а часто и за его, устаешь слушать песню, что в театре ни черта не платят. Найди еще одну работу, где платят.

Лидия взглянула еще раз на Гену. Его доброе лицо глупо улыбалось, мозг его размяк и уже не хотел умничать, он откинулся на спинку стула и стал раскачиваться? как в гамаке, что-то напевая себе извилисто. Думать не хотелось даже за себя, не то что за других. Так и в жизни, он балансировал, с риском упасть спиной на пол или лицом в салат.

– Вообще для театра и кино – это вроде как само собой разумеющееся – голодать, если ты не звезда, а только хочешь ею стать.

– Что вы подумали, простите, я не расслышала? Нет, я не дура какая-нибудь, что пришла к вам за свои деньги, чтобы вы мне отпустили грехи. В этом случае я пошла бы в церковь. Я не та, на кого похожа сейчас, спокойную, смирную. И сердце мое порой так несется, будто хочет выскочить из груди за кого-то другого и жить там отдельно.

– Я понял, ваше сердце давно хочет жить отдельно от матери, а мозг еще сопротивляется. Вот и все. Сепарация – вот зачем тебе нужен мост. Ты хочешь оторваться от пуповины.

– Возможно.

– Возможно, это тоже не поможет. Существует так называемый синдром банджи-джампинга. После максимального растяжения пуповина сокращается и поднимает прыгуна обратно. Этот цикл подъема-падения может быть бесконечным. Потом просто повиснешь в пропасти между небом и землей.

– Как романтично. Я бы так хотела. Наверху холодно, на дне – грязно.

– Вверх ногами.

– Вверх ногами нет, у меня платье короткое.

– Вы были когда-нибудь замужем?

– Нет.

– А я-то думаю, откуда такое красивое, нетронутое бытом лицо.

Лидия посмотрела на свою правую руку, нашла там среди прочих пустым свой безымянный палец. Знак свободы. Он никак не мог понять, почему ему так хотелось примерить золотой ошейник.

В этот момент подошел Гена и встал на колени перед Лидией.

– Прости меня.

– Ты с ума сошел, люди же кругом.

– Плевать мне на людей. Прости меня.

– За что?

– Что я тогда не заплатил за твой кофе, хотя у меня ведь были деньги. Что я никогда не дарил тебе цветов, потому что денег было жалко. И вообще много, чего я не сделал для тебя из-за моей скупости.

– Ладно, заплати за мой виски, и ты прощен.

– Три виски, – добавил бармен.

– Три виски. Ты с ума сошла? Я же на эти деньги могу жить неделю. У меня нет таких денег. Мне надо зайти в банк. Я быстро, – резко двинулся к выходу Гена.

– В банк? Грабить, что ли, пошел?

– Он все время пропадает, когда надо платить.

– Может, это и к лучшему. Никогда не любил альфонсов.

– А я любила, как дура, любила.

– Потом был режиссер. Иногда я представляла, что я за ним замужем, что он мой муж, что у нас будут дети. Такой детский сад разбит в голове каждой женщины. Мне нравилось, что, когда мы встречались, он всегда приносил с собой праздник. Но вся эта мечта о высоком, о театре, о кино, под бесконечные разговоры о его избранности, таланте и признании, о его гении и творческом кризисе, постепенно пришла к тому, что знакомство осталось, а любовь исчерпана.

– А как же чувства?

– Я все время чувствовала себя любовницей. Но мне это нравилось. Выйдешь замуж, и все становится одним днем. Одним днем. Это правда, – погрустнела, как ива, на мгновение девушка. Затем поправила свою густую темную крону и улыбнулась. – Хорошо, если субботой.

– То есть он был женат?

– Меня это мало интересовало, женат, не женат, какая разница. Это для мамы было важно, для друзей, для поклонников, а мне – плевать. Я же просто играла в любовь.

– А где он?

– Да вот он сидит с друзьями в глубине зала.

Три матадора в роскошных костюмах, закутанные в изысканно расшитые плащи, сняли с головы свои каракулевые шапки с ушками и помахали ими сначала Лидии, затем остальным зрителям.

– Их же там трое? Кто из них?

– Да нет, он один, просто расстроен.