Отель «Нью-Гэмпшир»

Лысый карлик Фредерик Вортер по кличке Фриц посетил нас в один снежный уик-энд; больше всего его поразили сантехника на четвертом этаже и Ронда Рей. На Лилли, конечно, Фриц произвел огромное впечатление. Он был не намного ее выше. Мы пытались заверить Лилли (а больше самих себя), что она растет — пусть понемногу, зато вполне пропорционально. Лилли выглядела хорошенькой, миниатюрной, но милой. Голова у Фрица была на несколько размеров больше, чем полагалось бы, судя по телу; его бицепсы дрябло обвисли, словно пересаженные неумелым вивисектором мышцы икр, пальцы торчали спиленными сардельками, а вспученные лодыжки нависали над маленькими кукольными ножками, как носки с растянувшейся резинкой.

— Что у вас за цирк? — смело спросила Лилли.

— Уродские номера, уродские животные, — прошептала Фрэнни, и ее передернуло.

— Маленькие номера, маленькие животные, — проворчал Фрэнк.

— Мы просто маленький цирк, — выразительно сказал Фриц Лилли.

— Он имеет в виду, — сказал Урик после того, как Фриц уехал, — что они все прекрасно подойдут к этому долбаному четвертому этажу.

— Если они все такие же, как он, — сказала миссис Урик, — есть они будут не слишком много.

— Если они все, как он… — сказала Ронда Рей и закатила глаза, но договаривать мысль до конца не стала.

— По-моему, он интересный, — сказала Лилли.

У Эгга Фриц из «Номера Фрица» вызвал ночной кошмар — от его пронзительного визга судорога свела мне спину и скрутила мышцы шеи; Эгг замахал руками и чуть не снес ночник, его ноги дрыгались, как будто он тонул в простыне.

— Эгг! — закричал я. — Это всего лишь сон! Просто тебе приснился сон!

— Что? — закричал он.

— Сон! — заорал я в ответ.

— Карлики! — кричал Эгг. — Они у меня под кроватью! Они крадутся повсюду! Они везде!

— Господи Исусе! — сказал отец. — Если это всего лишь карлики, что же он так расстроился?

— Тсс, — сказала мать, вечно боявшаяся задеть маленькие чувства Лилли.

А я лежал в это утро под штангой, подсматривая, как Фрэнни встает и одевается, и думал об Айове Бобе. Что бы он сказал о переезде в Вену? Об отеле Фрейда, которому зачем-то нужен гарвардский мальчик? О том, как это умный медведь может изменить чьи-то виды на успех? Я выжимал штангу и размышлял. «Не все ли равно, — сказал бы Айова Боб. — Поедем ли мы в Вену или останемся здесь, это безразлично. — Вот что, по-моему, сказал бы Айова Боб под всем этим весом. — Здесь или там, — сказал бы он, — мы привинчены на всю жизнь». Это все равно будет отцовский отель — в Вене ли, в Дейри ли. Может ли что-нибудь сделать нас более или менее экзотичными, чем мы уже есть? Так я раздумывал, с удовольствием выжимая штангу и краешком глаза наблюдая за Фрэнни.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты забрал эти тяжести в другую комнату, — сказала Фрэнни. — Я хоть иногда могла бы одеться в одиночестве.

— Что ты думаешь о переезде в Вену, Фрэнни? — спросил я ее.

— Думаю, жизнь там будет поутонченней, — сказала Фрэнни. Теперь, полностью одетая и, как всегда, совершенно уверенная в себе, она смотрела на меня, ровно и медленно качающего пресс. — Может быть, там в моей комнате не будет штанги, — добавила она, — может быть, там у меня наконец будет комната без тяжелоатлета, — сказала Фрэнни, легонько дунула мне под мышку левой (более слабой) руки и отскочила в сторону, когда блины заскользили со штанги сначала налево, а затем направо.

— Господи Исусе! — закричал мне снизу отец.

И я подумал, что, если бы Айова Боб по-прежнему был с нами, он сказал бы, что Фрэнни не права. Будет ли Вена более утонченной или нет, будет ли у Фрэнни комната со штангой или с кружевными занавесочками, но все мы — жители одного отеля «Нью-Гэмпшир» за другим.

* * *

Отель Фрейда — по крайней мере, насколько мы сумели понять из нашей с ним сумбурной переписки — назывался «Гастхауз Фрейд»; чего мы не смогли понять — останавливался ли в этом отеле когда-нибудь другой Фрейд. Мы только знали, что отель «расположен в центре», по словам Фрейда, — «в Первом округе!». На посеревшей черно-белой фотографии, которую прислал Фрейд, мы с трудом разобрали железную двойную дверь, зажатую между витринами чего-то похожего на кондитерскую.

«KONDITOREI» — говорила одна вывеска, «ZUCKERWAREN» — гласила вторая, «SCHOKOLADEN» — обещала третья; а над всем этим, куда крупнее, чем выцветшие буквы «GASTHAUS FREUD», сияло слово «BONBONS».

— Что? — сказал Эгг.

— «Bonbons», — сказала Фрэнни. — Боже ты мой.

— Которая из дверей относится к отелю, а которая к кондитерскому магазину? — поинтересовался Фрэнк; он всегда размышлял как швейцар.

— Думаю, надо там пожить, чтобы это выяснить, — сказала Фрэнни.

Лилли взяла увеличительное стекло и рассмотрела название улицы, написанное необычными буквами под номером дома на двойных дверях.

— Крюгерштрассе, — решила она, что, по крайней мере, совпадало с названием улицы на адресе Фрейда.

Отец купил в туристическом агентстве карту Вены, и мы нашли на ней Крюгерштрассе, в Первом округе, как и обещал Фрейд; улица оказалась в самом центре.

— Это всего лишь в одном или двух кварталах от Оперы! — с энтузиазмом воскликнул Фрэнк.