Отель с привидениями

Эта вечерняя прогулка в деревню оказалась чрезвычайно приятной. Идти надо было по тропинкам через тенистые заросли. Дорога, которую мне показал приветливый крестьянин, шла наискось по полю, через бревенчатые мостки и по небольшой роще, уединенной и манящей. Сразу же за рощей стояла сельская церковь старинной постройки, постаревшая от времени и замшелая. Дверь в церковь была открыта. Я глянул и увидел кюре на высоких ступенях алтаря, рассказывавшего большой группе детей о первом причастии или еще о чем-то столь же важном. Кюре казался мягким и бесконечно терпеливым, а его юная паства жадно внимала каждому слову. Я простоял снаружи, на крыльце, довольно долго, прислушиваясь и разглядывая убранство церкви, она была украшена множеством венков из белых роз, возможно, в преддверии какого-то праздника.

Было гораздо больше десяти, когда я очутился у дверей старого «Желтого тигра». Весь дом погружался в ночной сон; то здесь, то там в окнах гасли огни. Мсье Ле Беф со своими подручными давно ушли, а когда я входил в гостиницу, навстречу мне спускался по лестнице слуга с огромной связкой ключей, направлявшийся запереть все на ночь. Дневные труды были окончены, и добрым христианам настала пора ложиться спать. Поэтому я взял лампу и прямиком отправился в маленькую комнату с альковом, где мне предстояло провести ночь. Я оставил лампу гореть на столе, это весьма удобно в незнакомом месте.

Я проснулся, наверное, часа в два ночи. Лампа моя почти догорела, и над ней струйкой поднималась к потолку копоть. Было холодно и неуютно, и я сразу понял, что, прежде чем уснуть, придется долго ворочаться с боку на бок. Я тут же смирился с перспективой бессонницы и тихо ждал, когда начнется утренняя суматоха.

Хотя лампа погасла, в комнате было довольно светло; свет проникал сквозь стеклянную дверь с тонкой муслиновой занавеской. Луна стояла высоко, и каждый уголок моей комнаты был освещен, как днем. Я лежал в алькове, повернувшись лицом к двери, и мог бы поручиться, что двор залит широкой полосой лунного света, как и галерея вдоль здания (так я размышлял, стараясь скоротать время), и у тех, кто спит, сердце начинает биться сильнее. Часы на камине пробили три – значит, я пролежал без сна около часа. Я думал о том, как порою изумительно звучат колокола, которые можно обнаружить в затерянных в глуши деревушках, и вдруг на галерее что-то заскрипело, – возможно, половицы под чьими-то легкими шагами. Ночь выдалась тихая, и сомнений быть не могло: с галереи доносился легкий скрип. В тот же момент Эркюль, огромный белый пес, которого на ночь привязывали к крыльцу, завыл протяжно и печально. Тут скрип внезапно смолк.

Спустя какое-то время он послышался вновь, раздаваясь все ближе и ближе. Мое любопытство усиливалось. Вдруг я заметил, как за дверью промелькнула большая тень – тень, принадлежащая мужчине. Что бы это значило? Кто тайно разгуливает здесь по ночам? Может быть, сторож, которого хозяйка наняла присматривать за домом? Может быть, чужой человек с самыми беззаконными намерениями? Я быстро вскочил, подбежал к двери и выглянул. Нигде никого, галерея совершенно безлюдна. Двор внизу, в точности как я предполагал, залит светом. Причудливые тени ложатся от перил, а пространство под галереей походит на таинственную темную пещеру. Эркюль все еще тянул свою жалобную песню, – видно, что-то тревожило его сны. Но, как я уже сказал, нигде не было ничего похожего на человека, и, понаблюдав немного эту мирную сцену, я потихоньку закрыл дверь, не забыв запереть ее, и вернулся в постель.

Наутро шестичасовой дилижанс должен был забрать меня у въездных ворот. Только я закрыл глаза, как вдруг послышался хриплый голос, окликавший меня, и нетерпеливый стук в дверь.

– Что вам надо? – спросил я сонно.

– Дилижанс, мсье! Он спускается с холма. Поторопитесь.

Я поспешно вскочил и мигом оделся. Заботливая хозяйка приготовила чашечку кофе (через два-три часа большой дилижанс сделает остановку на завтрак), которую я допил как раз к тому времени, как звуки рожка послышались у самых ворот. Я следовал за Ле Бефом, тащившим на плече мой багаж. Внезапно раздался пронзительный крик, исполненный такой муки, что все, кто был здесь, обернулись и кинулись назад. На галерее мать мсье Лемуэна, в чем-то светлом, перегнулась через перила, простирая вперед руки. Там же находилась наша хозяйка, которая изо всех сил удерживала белокурую девушку, чтобы та не вошла в комнату мсье Лемуэна. Фаншонетта, закрывая лицо руками, бежала по галерее с безумным видом, крича:

– Au secours! Au secours![23]

В минуту мы оказались у дверей в комнату.

– Какое несчастье! – восклицала хозяйка. – Не входите! Не входите!

Я сразу понял, о каком несчастье идет речь. С самой первой минуты у меня было дурное предчувствие. Мсье Лемуэн лежал на своей кровати ничком, недвижный и холодный; когда его перевернули, на горле стали заметны два темных пятна. Он был совершенно мертв, бедный мсье Лемуэн.

Вдруг один из стоявших у постели произнес:

– A где же незнакомец, который приехал вчера?