Он опаздывал на целых три часа, этот большой лионский дилижанс, и, если принять во внимание, что дороги свободны и расчищены, это было по меньшей мере странно. Дело происходило в старой гостинице в Труа, носившей название «Tigre Jaune», или «Желтый тигр», прохладным летним вечером. Жаркий солнечный день подошел к концу, и мы – то есть хозяйка гостиницы и я – смотрели вниз с галереи, обегавшей двор, рассуждая, что же могло послужить причиной задержки большого лионского дилижанса.
Во дворе мсье Ле Беф ждал момента, когда нужно будет вывести на смену свежих, вычищенных до блеска коней, и во весь голос развивал свое мнение: не иначе как виновато это саsse-cou – casse cou damné[11]
. Сам-то он просто уверен, что большой дилижанс в эту минуту лежит в глубоком овраге. Все помнят крутой холм на предпоследнем перегоне, а потом сразу же резкий поворот дороги? Вот там рядом как раз и есть это мерзкое место, у самого поворота; и если этот подлец кучер не сдерживал их хорошенько (а они тянут поводья, как три тысячи чертей) или если он хоть чуть-чуть gris[12], то есть опрокинул стаканчик-другой, большой дилижанс непременно постигло несчастье. Черт! Ему ли не знать? Разве не его кони ринулись однажды субботним вечером именно туда? (Свидетели многозначительно пересмеиваются.)Один из помощников мсье Ле Бефа, вполне разделяя его мнение, уверял, что виноват здесь наверняка Гренгуар. Он так и знал, что от этого коня добра ждать нечего. Поверьте ему на слово, что Гренгуар, который ко всему прочему и хвост держит таким манером, как ни одно приличное четвероногое; вся беда от Гренгуара. Либо он закусил удила, либо чего-то перепугался, либо бросился на землю, но так или иначе перевернул большой лионский дилижанс.
Стоявшие кругом, все в синих куртках со сверкающими черными поясами, громко опровергали эту теорию, посчитав ее слишком суровой по отношению к Гренгуару и кучеру. Реstе![13]
Конь, в сущности, неплох. С норовом, ничего не скажешь, но вообще-то совсем неплох. Да и Пепен, кучер, известен как человек приличный, а рюмочку может пустить только в выходной день.Дискуссия разгоралась, у ворот и около дома спорщиков слушали любопытствующие. Собралась небольшая толпа, и оттуда до галереи долетал шум спора вперемежку с перекрестным огнем взаимных опровержений и полновесных проклятий, сочных ругательств и божбы.
Хозяйка некоторое время молча прислушивалась, затем, с улыбкой повернувшись ко мне, сказала:
– Что бы там ни говорили эти парни, дилижанс сейчас приедет. Я не беспокоюсь за него.
– Вы, кажется, говорили, что ждете постояльцев?
– Да, мсье, доброго, милого мсье Лемуэна с матерью и красавицей невестой. Трех постояльцев. Боже! Я совсем забыла про золотые комнаты! Фаншонетта! Фаншонетта!
Тут стеклянная дверь напротив нас тихонько приоткрылась, и изящная фигурка в яркой юбке и корсаже и маленьком кружевном чепце с лентами появилась на галерее, словно сошла с картин Ланкри. Это была Фаншонетта, а дверь вела в золотые комнаты. Девушка приветствовала меня, незнакомца, глубоким реверансом. Она сказала, что как раз заканчивает готовить золотые комнаты, стирает налетевшую днем пыль с зеркал и фарфоровых статуэток. Мсье Лемуэн, приехав, увидит, что все сияет чистотой, как в его собственном chateau[14]
. С этими словами набросок Ланкри, присев в реверансе, быстро исчез за стеклянной дверью.– Как выясняется, у мсье Лемуэна множество друзей, – обратился я к хозяйке.
– Неудивительно, мсье, – отвечала она, – ведь он такой милый, добросердечный человек, пусть бы только этот гадкий брат оставил его в покое.
– А в чем дело? – спросил я, начиная испытывать интерес к мсье Лемуэну. – Что это за брат?
– Они сводные братья, – сказала хозяйка. – И он – самое низкое, лишенное всякой совести чудовище, какое когда-либо появлялось на земле. Собственный отец отобрал у него все состояние и передал мсье Лемуэну. А мсье Лемуэн сам позаботился о брате. Боже, да еще как! Но тот потратил все, что имел, и теперь скитается по миру, как бродяга. Обстоятельства и вправду удивительные, – продолжала хозяйка, – если вспомнить, что мсье Лемуэн не сын ему (мадам была уже раньше замужем), а этот подлый мсье Шарль – его собственный сын. Но никто не в силах выносить его, даже родной отец.
– Именно этого мсье Лемуэна вы ждете сегодня вечером?
– Да, – подтвердила она, – в сопровождении матери, холодной, надменной женщины, которая всегда путешествует с ним вместе, и кузины, на которой он женится, как только позволит пошатнувшееся здоровье. Voilà tout![15]
Вот вам и вся история! Сможете ли вы извинить меня, если я ненадолго покину вас!