Отель с привидениями

Священник отвел меня туда – мрачное и холодное подземелье с низким сводчатым потолком. По обеим стенам склепа шли ряды узких ниш, в которых виднелись торцы гробов. То здесь, то там в свете лампы поблескивали полированные шляпки гвоздей и серебряные украшения. Почти в самом конце склепа мой проводник остановился и указал на одну из ниш.

– Он лежит вот тут, между отцом и матерью, – проговорил он.

Чуть дальше в стене я увидел как будто узкий туннель, уходящий в темноту.

– Осталась только одна пустая ниша, – сказал священник, поймав мой взгляд. – Здесь лежал бы Стивен Монктон, если бы его тело удалось доставить в Уинкот.

По спине пробежал холодок, и я внезапно ощутил ужас, который сейчас кажется мне весьма постыдным, но в тот момент я ничего не мог с ним поделать. Благословенный свет погожего дня заливал открытый вход в гробницу, я отвернулся от пустой ниши и поспешил к солнцу и свежему воздуху.

Я шел через лужайку, на краю которой стоял склеп, когда услышал за спиной шуршание платья. Обернувшись, я увидел одетую в траурное платье девушку. По ее милому печальному лицу и приветливо протянутой руке я сразу понял, кто это.

– Я слышала, что вы приехали, – сказала девушка, – и хотела…

Она запнулась. Я почувствовал острый укол жалости, увидев, как задрожали губы, но прежде, чем я успел что-нибудь сказать, она взяла себя в руки и продолжала:

– Я хотела пожать вам руку и поблагодарить за братскую доброту к Альфреду, а еще за вашу тактичность и за то, что вы поступали из наилучших побуждений. Наверно, вы скоро вернетесь домой, неизвестно, встретимся ли мы еще. Но я никогда не забуду, что вы были с Альфредом, когда ему нужен был друг, и вас, как никого на свете, я буду вспоминать с благодарностью, покуда жива.

Невыразимая нежность ее слегка дрожащего голоса, красота бледного лица, бесхитростная искренность ее грустных глаз поразили меня до глубины души. Я не мог найти слов, чтобы ответить ей, поэтому только пожал и отпустил протянутую руку. Не успел дар речи вернуться ко мне, как она снова коротко сжала мою ладонь, развернулась и пошла прочь.

Мы действительно больше никогда не встретились. Наши жизненные пути не пересекались ни разу. Когда я последний раз слышал об Аде, она все так же была верна памяти усопшего Альфреда Монктона и носила фамилию Элмсли.

«Желтый тигр»

Он опаздывал на целых три часа, этот большой лионский дилижанс, и, если принять во внимание, что дороги свободны и расчищены, это было по меньшей мере странно. Дело происходило в старой гостинице в Труа, носившей название «Tigre Jaune», или «Желтый тигр», прохладным летним вечером. Жаркий солнечный день подошел к концу, и мы – то есть хозяйка гостиницы и я – смотрели вниз с галереи, обегавшей двор, рассуждая, что же могло послужить причиной задержки большого лионского дилижанса.

Во дворе мсье Ле Беф ждал момента, когда нужно будет вывести на смену свежих, вычищенных до блеска коней, и во весь голос развивал свое мнение: не иначе как виновато это casse-cou – casse cou damné[11]. Сам-то он просто уверен, что большой дилижанс в эту минуту лежит в глубоком овраге. Все помнят крутой холм на предпоследнем перегоне, а потом сразу же резкий поворот дороги? Вот там рядом как раз и есть это мерзкое место, у самого поворота; и если этот подлец кучер не сдерживал их хорошенько (а они тянут поводья, как три тысячи чертей) или если он хоть чуть-чуть gris[12], то есть опрокинул стаканчик-другой, большой дилижанс непременно постигло несчастье. Черт! Ему ли не знать? Разве не его кони ринулись однажды субботним вечером именно туда? (Свидетели многозначительно пересмеиваются.)

Один из помощников мсье Ле Бефа, вполне разделяя его мнение, уверял, что виноват здесь наверняка Гренгуар. Он так и знал, что от этого коня добра ждать нечего. Поверьте ему на слово, что Гренгуар, который ко всему прочему и хвост держит таким манером, как ни одно приличное четвероногое; вся беда от Гренгуара. Либо он закусил удила, либо чего-то перепугался, либо бросился на землю, но так или иначе перевернул большой лионский дилижанс.

Стоявшие кругом, все в синих куртках со сверкающими черными поясами, громко опровергали эту теорию, посчитав ее слишком суровой по отношению к Гренгуару и кучеру. Peste![13] Конь, в сущности, неплох. С норовом, ничего не скажешь, но вообще-то совсем неплох. Да и Пепен, кучер, известен как человек приличный, а рюмочку может пустить только в выходной день.

Дискуссия разгоралась, у ворот и около дома спорщиков слушали любопытствующие. Собралась небольшая толпа, и оттуда до галереи долетал шум спора вперемежку с перекрестным огнем взаимных опровержений и полновесных проклятий, сочных ругательств и божбы.

Хозяйка некоторое время молча прислушивалась, затем, с улыбкой повернувшись ко мне, сказала:

– Что бы там ни говорили эти парни, дилижанс сейчас приедет. Я не беспокоюсь за него.

– Вы, кажется, говорили, что ждете постояльцев?