Отель с привидениями. Деньги миледи

– Почему письменно? – подозрительно спросила Изабелла.

– Потому, милочка, что я поверяю вам тайну – стало быть, я и ставлю условия.

Десять минут спустя они все втроем стояли в чистой, светлой комнате. Дома была одна хозяйка. При виде Старого Шарона бедняжка задрожала как осиновый лист. На протяжении всего ее безобидного существования род людской ни разу не представал пред нею в таком обличье.

– Господи помилуй, мисс! – прошептала она. – Как вас угораздило с этаким связаться?

По просьбе Изабеллы она достала сургуч и все, что нужно для письма, после чего попятилась к двери.

– Бога ради, простите меня, мисс, – прошептала она, в последний раз бросив полный ужаса взгляд на безобразного гостя, – но я не в силах видеть у себя в доме такое грязное страшилище!..

С этими словами фермерша выскользнула за дверь и больше не показывалась.

Не обращая ни малейшего внимания на столь сдержанный прием, Шарон что-то написал на листке бумаги, вложил листок в конверт и запечатал его – за неимением ничего лучшего – мундштуком собственной трубки.

– Теперь вы, мисс, и вы тоже, – он с усмешкой обернулся к Моуди, – дадите мне честное слово, что ровно неделю, начиная от сегодняшнего дня, ни один из вас и пальцем не притронется к этой печати. Вот таково мое условие, мисс Изабелла. И не пытайтесь мне перечить; в противном случае вот свеча, вот письмо – я сейчас же его сожгу!

Спорить было бесполезно. Изабелла и Моуди пообещали ждать.

Учтиво поклонившись, Старый Шарон вручил письмо Изабелле.

– Когда неделя закончится, – сказал он, – вам придется признать, что я не так прост, как вы думали. Приятного вам вечера, мисс. Мосик, пошли! Распрощаемся с этой нестерпимой чистотой – и домой, к лондонскому зловонию!

Он кивнул Моуди, лукаво взглянул на Изабеллу и, посмеиваясь про себя, вышел за дверь.

Глава XV

Изабелла молча повертела в руках письмо, обернулась к Моуди и решительно сказала, что вскрыла бы его прямо сейчас.

– Но вы же дали слово! – мягко упрекнул Моуди.

– Кому? – с чисто женской логикой возразила Изабелла. – Мистеру Шарону, этому противному, самодовольному старику? Не понимаю, и как только вы доверились такому бесстыднику! Я бы ни за что не стала иметь с ним дела.

– Поначалу, когда мы с мистером Троем впервые пришли к нему, я тоже сомневался, – отвечал Моуди. – Но он дал нам тогда один совет – и мое мнение о нем переменилось. Мне тоже крайне неприятны манеры и наружность мистера Шарона – по правде сказать, даже совестно было везти его к вам. Однако же я не жалею, что прибегнул к его услугам.

Изабелла слушала рассеянно. Она, видимо, хотела что-то сказать, но не решалась.

– Можно задать вам один нескромный вопрос? – начала она.

– Сколько угодно.

– Скажите… – Она замялась, но, собравшись с духом, продолжила: – Скажите, много ли вы заплатили мистеру Шарону?

Вместо ответа Моуди заметил, что пора возвращаться на виллу мисс Пинк.

– Ваша тетушка, наверное, уже беспокоится.

Изабелла молча повернулась и первая вышла из дому. Однако, оказавшись снова на луговой тропинке, она возобновила разговор.

– Пожалуйста, не обижайтесь, – мягко произнесла она, – но, понимаете, я чувствую себя ужасно неловко. Вы тратите на меня свои сбережения, а мне ведь даже не из чего будет возвращать вам долг.

– Но мне не найти лучшего применения для моих денег, – горячо возразил Моуди. – Единственное, чего я страстно желаю в жизни, так это избавить вас от страданий. И если все мои труды принесут вам хоть минуту радости, я стану считать себя счастливейшим из смертных.

Изабелла подняла на него полные слез глаза.

– Вы так добры ко мне, мистер Моуди. – Она протянула ему руку. – Не знаю, как вас благодарить!

– Это очень просто, – улыбнувшись, отвечал он. – Зовите меня Робертом, без «мистера Моуди».

В ответ она с покоряющей непосредственностью взяла его под руку.

– Будь я вашею сестрой, я называла бы вас только так, – сказала она. – И ни у кого на свете не было бы брата преданнее, чем мой.

– Есть ли надежда, что когда-нибудь я мог бы стать для вас дороже и ближе, чем брат? – спросил он, жадно вглядываясь в обращенное к нему лицо.

Она опустила голову и ничего не сказала. Моуди вспомнился грубый намек Шарона на «милого дружка» и как она тогда зарделась. А что теперь, когда он, Моуди, задал свой вопрос? Ответ нетрудно было прочитать в ее лице – оно было бледно и серьезно. Как ни мало он был искушен в тонкостях женской натуры, все же чутье подсказывало ему, что бледность в данном случае не лучший знак. Если бы сердце Изабеллы, тронутое столь беззаветной преданностью, потеплело и открылось наконец для любви, она бы уж скорее покраснела. Придя к такому неутешительному выводу, Моуди вздохнул.

– Надеюсь, я вас не обидел? – грустно спросил он.

– Нет-нет, что вы!

– Не нужно было этого говорить. Пожалуйста, не думайте, что я помогаю вам из корыстных побуждений.

– Ах, Роберт! Разве я могу такое о вас подумать?

Но он еще не договорил.

– Пусть даже вам суждено выйти за другого, – тихо произнес он, – я все равно не оставлю начатого дела. Знаю, мне будет тяжело, но это не помешает мне служить вам.