– Тогда я должен дать вам кое-какие указания. Сойдитесь с лакеем Гардимана. Займите ему денег, если он на мели, делайте что угодно, но станьте ему лучшим другом. Самому мне с такой задачей – увы! – не справиться: физиономией не вышел. Вы – другое дело; вы от шляпы до подметок человек приличный,
– Предположим, – сказал Моуди. – Что дальше?
Старый Шарон приблизил безобразно толстые губы к самому уху Моуди:
– У своего нового приятеля вы возьмете образец почерка Гардимана и узнаете имена его банкиров.
Моуди в ужасе отшатнулся от проходимца, словно тот приставил ему нож к горлу.
– Да вы старый мошенник! – воскликнул он. – Толкаете меня на подлог?!
– А вы круглый дурак! – парировал Шарон. – Придержите-ка свой длинный язык да слушайте, что я вам скажу. Вы пойдете в банк с запиской, написанной почерком Гардимана (но моею рукой), следующего содержания: «Мистер Гардиман свидетельствует свое почтение господам Такому-то и Такому-то и просит уведомить его, поступила ли на его счет в течение последней недели сумма в пятьсот фунтов. Мистер Гардиман желает знать, имеется ли в банковских книгах соответствующая запись и кто внес означенную сумму на его счет». Потом вы дождетесь ответа банкиров и принесете его мне. Не исключено, что в этом ответе мы прочитаем имя, которое вы боитесь покамест даже нашептать. В таком случае вор пойман! Что, Ваше Глупейшество, по-вашему,
Он поставил молоко перед мопсом, сам же достал из кармана небольшую фляжку, которую и осушил одним залпом.
– Вот это я понимаю! – с облегчением причмокнув губами, сказал он. – Простите, что заставил вас ходить понапрасну, но всему виною мое невежество. Откуда мне было знать, что я окажусь недостойным настоящего молока? Я начинаю думать, – продолжал он, украдкой поглядывая в сторону станции, – что и свежего воздуха я тоже недостоин. Мною овладевает тоска по лондонскому зловонию. Хочется уже назад, туда, где чернеет копоть моего счастливого детства и хлюпает под ногами родная лондонская грязь. А тут и воздух мне слишком прозрачен, и небо чересчур чисто. Да что там! Для того, кто привык к грохоту кэбов, омнибусов, разномастных экипажей, здешняя тишина просто невыносима! Так что счастливо оставаться, мисс! Я возвращаюсь в Лондон.
Изабелла с нескрываемым разочарованием повернулась к Моуди.
– И это все? – спросила она. – Вы говорили, что он может помочь. Я уж было поверила, что он назовет нам имя преступника!
Шарон услышал это.
– Мисс, – сказал он, – назвать имя преступника мне так же просто, как назвать ваше имя.
– Тогда почему вы этого не сделаете?
– Потому что время еще не подошло, мисс, – это во-первых. А во-вторых, назови я вора сейчас, при теперешнем раскладе, вы сами же сочтете меня сумасшедшим и скажете мистеру Моуди, что я обманом выманил у него денежки. Все идет своим чередом, мисс Изабелла, надо только чуточку подождать.
– Это всё слова, – возразила Изабелла. – Вы попросту не знаете, кто украл деньги, иначе бы назвали вора сейчас.
И, нахмурив милое личико, она повернулась уходить. Шарон поплелся за нею. Даже этот толстокожий пройдоха почувствовал над собой непреодолимую власть молодости и красоты.
– Послушайте, – начал он, – давайте лучше расстанемся друзьями, не то я умру от горя. Ну хорошо, молоко в этом домике есть. А как вы думаете, перо, чернила и бумага у них найдутся?
– Найдутся, конечно, – не оборачиваясь, бросила Изабелла.
– А немного сургуча?
– Полагаю, найдется и сургуч.
Старый Шарон положил на плечо девушки свою грязную пятерню, и, чтобы ее стряхнуть, Изабелле пришлось обернуться к нему лицом.
– Идемте, – сказал он. – Дабы вас ублажить, я согласен кое-что сообщить вам письменно.