Отец

— Эт кто? — перебил Громов.

— Воспитательница…

— О! О-о!.. Ну и что? — начал было Громов и осекся: у Витальки построжали глаза.

Вот оно какое дело…

Сам-то Громов, если уходил из детского дома, то на год уходил, если возвращался — только с милицией. Воспитательницам одно обещал: «Па-азжи, падла!»

— Ну раз надо, дак что ж, — сказал теперь Громов, улыбаясь Витальке будто бы понимающе. — Раз обещал…

Он пошел провожать Витальку; и тот говорил теперь без умолку, говорил обо всем сразу: что-то о друзьях и о старике директоре, покупавшем для детского дома все, что только можно, — и аппаратуру — тоже он, — и о Шпицбергене, где живет тот шахтер-земляк, и о том, что впервые стал работать на международном канале…

— Английский вот только получше изучу…

«И изучит», — вслед его словам думал Громов.

— На Диксон хоть сейчас на работу приглашают. Как только восемь закончу…

— Я тебе дам — восемь! — грозно сказал Громов.

— Ну десять!

Громов успокоился:

— Другой разговор…

А чего?.. И закончит десять. И на Диксон поедет. Да хоть куда!

Виталька остановился и кивнул на старый пятиэтажный дом, стоявший в глубине двора на противоположной стороне улицы.

— Вот, все…

Виновато как-то пожал плечами: ничего, мол, не поделаешь. И глазенками погрустнел.

— Ты знаешь чего?.. Ты как-нибудь ко мне, — сказал Громов, словно подбадривая.

Мальчишка вздохнул:

— А я еще и не был на стройке…

— У, найдешь… Я тебе растолкую. Нет, вот, — поправился Громов. — Я за тобой приеду…

«А то раздавят, — подумал, — мальчишку в автобусе».

— Я и сам найду…

— Не, я приеду… Приеду, понял?

— Я с удовольствием…

— У меня пацанка есть, — неожиданно для себя сказал Громов. — Правда, меньше тебя. — И как бы удаляясь от этой мысли, что только высказал, как от чего-то решенного, чего теперь не изменить, да и изменять не надо, рассудил почти равнодушно: — Тебе с ней, правда, пока неинтересно…

— Ну, я побежал, — сказал Виталька.

— Давай…

Виталька похлопал себе по карману:

— Спасибо!..

— Во заладил! — укорил Громов. — Ты чего?.. Добра-то!

— Побежал…

Громов за руку попридержал мальчишку:

— Слышь, Вить? А тебя там, правда, — никто?

— Правда-правда…

— А то, может, скажи там: нашелся, мол… Ну, дядька, мол… старший братан или кто… Кто хочешь! А я потом — галстук… все такое. И приду.

Говорил все это вроде грубовато и вроде бы равнодушно говорил, как о деле обычном, а голос под конец сел, и ново как-то стало у Громова на душе: и ласково, и тревожно, даже чего-то боязно…

— Да нет-нет, правда, не обижают, — сказал Виталька.

— А то смотри…

— Ну, побежал…

Мальчишка пошел спиной вперед, улыбаясь, махал Громову ладошкой, а потом повернулся и неторопливо побежал.

— Эй, Вить! — крикнул Громов.

Тот остановился.

Громов, спеша, снизу подхватил две горсти, слепил снежок и, подержав руку с ним впереди, прицелился.

— Пли! — скомандовал Виталька.

Снежок пролетел мимо.

А Громов и не хотел попасть.

Виталька рассмеялся и тоже нагнулся, лепя у самой земли. Громов плечи расправил и приподнял подбородок. Виталька снова:

— Ого-онь!..

Снежок тоже пошел немного вбок, но Громов быстренько сделал шаг и еще качнулся всем корпусом, и белая клякса разбилась у него на груди.

— Нечестно! — крикнул Виталька.

— Ладно — нечестно!.. Беги давай!..

Виталька еще помахал ладошкой и побежал.

Громов, не отряхивая с пальто снега, стоял там же и долго смотрел на окна дома, в котором скрылся мальчишка…

8

Теперь, когда шел по городу к вокзалу, чтобы сесть в автобус на конечной остановке, Громов не торопился и все улыбался иногда — так, про себя. Как будто нес в себе что-то вызывающее: и неторопливость эту, и эту улыбку, и ясность какую-то в душе.

Припомнилось, как выходили из кино и Виталька посмотрел на него упрямо, и как он, Громов, не захотел разрушать Виталькину веру, как с ним согласился.

Тогда что-то словно решилось и для него самого, оно и сейчас было где-то рядом, и он никак не мог понять, что же именно это было, а потом остановился вдруг и присвистнул: Шидловский!..

Да вот же — все очень просто!

Что это гнется перед ним Громов, чего задыхается, чего это в себя потом не может прийти?.. Как будто в конце концов он сам в чем-то виноват, а не эта гнида!

Чего Громов боится?

Даже если Шидловский подстроит ему что, а он знает, что тот может ему подстроить, намекал, — неужели не разберутся?.. Вальку пусть найдут. Тот ничего был парнишка, только, видно, запутался. Учиться ему, видишь, захотелось…

Сломался Валька, сломался… Да только Громов тебе — не Валька!.. Не возьмешь ты Громова на притужальник, Шидловский, у тебя, гад, радости такой, какая только что была у Громова, в жизни не было никогда и помрешь — не будет!

Разберутся с тобой, разберу-утся!..

Разве его, Громова, Петрухин не знает да не поддержит?.. Или тот же татарин Рамзанов?.. Или Крепкогонов Иван, да Науменко, да Боря Кузьмин, да скольких еще назвать можно!

Да а если даже и не разберутся?.. Что у Громова — рук-ног нету? Работы он себе не найдет?

Да нет, разберу-утся!.. Про него-то, про Громова, в управлении знают, что он лишней копейки никогда…

Только как же все это про Шидловского сказать?..

А никак!